В сентябре Махно испытал конкуренцию в борьбе за “революционные массы” со стороны еще больших радикалов, чем он сам. В Гуляй-Поле приехала известная анархистка Маруся Никифорова.
К этому времени 32-летняя Мария Григорьевна Никифорова была личностью куда более знаменитой, чем Махно. Хотя Маруся, как звали ее окружающие, и была дочерью офицера, но с родителями порвала, пережила нищету в Александровске, примкнула к террористам-эсерам, а затем – анархистам. В 1905-1907 гг. юная Маруся участвовала в эксах, диверсиях и покушениях на местных чиновников. В 1908 г. предстала перед судом и чуть не получила виселицу. Спасли ее юность и снисхождение к женскому полу – 20 лет каторги. Так что начинали они с Махно почти одинаково.
Но Никифоровой удалось бежать, и в 1909 г. она оказалась в США, где приобщилась к кругам анархистской эмиграции, оживленно обсуждавших вопросы теории. Теория не увлекла Марусю, она перебралась в Европу, где, по слухам, участвовала в эксах испанских «пистолерос», а затем пользовалась успехом в кругах французской богемы.
Тут в России разразилась революция, и Маруся в ореоле славы и легенд возвращается на родину, участвует в бурных событиях в Петрограде, а после июльского поражения возвращается родные места. «В Александровске и соседнем Екатеринославе она начинает создавать анархистские рабочие боевые отряды Черной гвардии. Вскоре подобные отряды ей удается организовать в Одессе, Николаеве, Херсоне, Каменске, Мелитополе, Юзовке, Никополе, Горловке…»[59] Если половина этих сведений верна – и то Маруся представляла собой влиятельную фигуру. Ее «черногвардейцы» устраивали налеты на заводчиков и военные части, пополняя боезапас и финансируя потом рабочие организации. Так что популярность Маруси росла.
Махно, который привык договариваться с «буржуями» (на своих условиях, конечно), а не устраивать налеты, не одобрял методов Никифоровой, которая провоцирует Александровские власти на конфронтацию. Маруся “подбила” часть махновцев к нападению на военную часть в Орехове. Акция прошла удачно, боевики разоружили подразделение Преображенского полка, перебили офицеров и захватили оружие. Махно был возмущен безответственностью Маруси. Он в это время не провоцировал вооруженные конфликты, стараясь обходиться угрозами. Марусе пришлось покинуть Гуляй-Поле и “откочевать” в Александровск, где она вскоре была арестована[60]. Пришлось махновцам вместе с александровскими рабочими вызволять экстремистку, грозить набегом и забастовкой. Когда к воротам тюрьмы пришла толпа рабочих, Марусю отпустили. Совет был переизбран в пользу левых, комиссар правительства напуган и Александровск перестал угрожать Гуляй-Полю. Можно было спокойно заняться социальной политикой.
Махновский синдикализм
Уже в этот период Махно опирался не только на крестьянство, но и на рабочую организацию – Союз металлистов и деревообделочников, возникший еще до революции. Союз объединял фактически всех рабочих Гуляй-Поля и ряда окрестных предприятий (в том числе мельниц). В июле профсоюз, в соответствии с анархистской доктриной, стал превращаться в производственно-распределительную организацию. 17 июля было решено обсудить возможность приобретения собственной пекарни, а также "поручить заводским комитетам выяснить составлением списков сколько кому из рабочих, состоящих членами профсоюза, нужно товару и топлива и обуви, и в какой сумме могут внести денег впредь до получения означенных в сем предметов"[61].
4 октября профсоюз возглавил Махно, который своевременно оценил важность синдикалистской организации для решения сложных социальных проблем. Уже 7 октября под его руководством обсуждался конфликт на металлургическом заводе Кернера ("Богатырь"). Администрация считала возможным поднять зарплату всем категориям рабочих на 50%, а сами рабочие настаивали на дифференцированном подходе, при котором зарплата поднимается на 35-70% разным категориям для сближения уровней оплаты. После переговоров с представителями профсоюза М. Кернер согласился на их условия[62].
Махновский профсоюз приобрел в районе большой авторитет. В октябре работники мельницы "Трищенко и компания", не состоявшие в профсоюзе, обратились к организации с просьбой "о понуждении владельцев мельницы" к прибавлению зарплаты. Вероятно, у Махно, совмещавшего руководство профсоюзом с лидерством в крупнейшей местной политической группировке (притом вооруженной), были свои методы "понуждения" предпринимателей к соблюдению прав рабочих в условиях растущей инфляции. Но использовать такие методы в пользу работников, не входящих в профсоюз, Махно не собирался. "Профбосс" помнил об интересах своей организации и демонстративно отклонил просьбу работников мельницы Трищенко на том основании, что они не вступили в профсоюз[63]. Таким образом, Махно стимулировал рост рядов – для того, чтобы пользоваться его покровительством, рабочие должны были войти в организацию. Дело рабочих мельницы Трищенко подтолкнуло Махно к тому, чтобы сделать членство в Союзе обязательным, а сам профсоюз превратить в орган, который в cфере социальных вопросов может отдавать распоряжения администрации. 25 октября (в день большевистского переворота в Петрограде) в соответствии с решением собрания рабочих от 5 октября правление профсоюза постановило: "Обязать владельцев названных мельниц производить работы на три смены по 8 часов, приняв через профессиональный союз недостающих рабочих. Рабочим, не состоящим членами профсоюза, вменить в обязанность немедленно записаться в члены Союза, в противном случае они рискуют лишиться поддержки Союза"[64]. Эта синдикалистская реформа почти ликвидировала безработицу в районе и усилила организационную опору махновского режима. Был взят курс на всеобщее введение восьмичасового рабочего дня[65].
Если предприниматели вступали в конфликт с новым режимом, то Земельный комитет, подчинявшийся Совету, мог лишить их права собственности. Так, одна из мельниц была передана Земкомом в аренду частным лицам с условием осуществления ее ремонта и ритмичной работы[66].
В декабре 1917 г. Махно, занятый другими делами, передал председательство в профсоюзе своему заместителю А. Мищенко[67]. Иногда мнения Махно серьезно расходились с позицией других лидеров профсоюза. Уже 31 октября, когда стали сказываться первые результаты синдикалистской реформы, Махно предложил отправить часть рабочих во временные отпуска из-за нехватки работы. Но правление Союза отклонило это предложение, высказавшись за сокращение рабочего дня и категорически постановив: "До конца войны никаких расчетов (то есть увольнений – А.Ш.) не допускать"[68]. Вообще ситуация в рабочем движении Гуляй-Поля была относительно демократической. Часть рабочих критиковала правление Союза за порядок расходования средств (большинство поддержало Махно), важнейшие решения отдавались на рассмотрение рабочих, хотя Махно и правление предварительно высказывали свое мнение. Так было, например, при обсуждении вопроса о предложении Александровского союза металлистов войти в его состав. Махно не хотел терять самостоятельности своего союза: "Относясь к этому предложению отрицательно, так как это убьет самостоятельность союза, правление находит необходимым отстаивать этот вопрос на обсуждении объединенного собрания рабочих"[69]. Махно в соответствии с его представлением об анархизме обычно игнорировал указания "вышестоящих" организаций. 10 октября при рассмотрения спора с администрацией Махно отказался учитывать решение арбитражного суда в Екатеринославе[70].
В условиях, когда буржуазия выводила капиталы из страны, когда конфликты хозяев с рабочими парализовывали производство, рабочее самоуправление давало последний шанс стабилизировать экономику. Представители фабзавкомов ездили за материалами в Александровск. Но первый опыт был неудачен – получить необходимые материалы не удалось[71]. Экономический хаос был естественным результатом распада единой социально-политической системы. Восстановить утраченное единство можно было двумя путями – насильственным восстановлением государственного контроля за обществом либо усилением прямых, не опосредованных государством связей между трудящимися. Махновцы пытались идти вторым путем, действуя в духе синдикализма.