Временами Рой мог пренебрежительно критиковать правление Великих Моголов - "религий бесконечное множество, законов - ни одного", - но, несмотря на это, он был до глубины души ошеломлен. В письме, описывающем празднование дня рождения императора в 1616 году, написанном из прекрасной, полуразрушенной крепости Манду в центральной Индии будущему королю Карлу I в Уайтхолле, Ро сообщал, что попал в мир почти невообразимого великолепия.
Торжества проходили в великолепно спроектированном "очень большом и красивом саду, площадь внутри вся в воде, по сторонам цветы и деревья, посредине пинакл, где были приготовлены весы... из огромного количества золота", на которых император должен был взвешивать драгоценности.
Здесь присутствовала вся знать, сидевшая вокруг него на коврах, пока не появился король; он, по крайней мере, предстал одетым, вернее, обвешанным бриллиантами, рубинами, жемчугом и другими драгоценностями, столь великими, столь славными! Его голова, шея, грудь, руки, выше локтей, запястья, пальцы, на каждом из которых по меньшей мере два или три кольца, окованы цепочками бриллиантов, рубинов величиной с грецкий орех - некоторые больше - и жемчугов таких, что глаза мои поражались... в драгоценностях, что является одним из его достоинств, он - сокровищница мира, покупая все, что приходит, и нагромождая богатые камни, как будто он скорее хотел бы строить [с ними], чем носить их".
Моголы, в свою очередь, были, конечно, любопытны к англичанам, но вряд ли были ими ошеломлены. Джахан Гир очень восхищался английской миниатюрой одной из подружек Ро - возможно, той самой леди Хантингдон, которой он страстно писал из "Индии". Но Джахангир не преминул продемонстрировать Ро, что его художники смогли скопировать ее так хорошо, что Ро не смог отличить копию от оригинала. Английская государственная карета также вызывала восхищение, , но Джахангир приказал немедленно обновить слегка потрепанную тюдоровскую внутреннюю отделку могольской тканью с золотом, а затем снова продемонстрировал мастерство могольского кар-хана, идеально скопировав всю карету чуть более чем за неделю, чтобы его любимая императрица Нур Джахан могла иметь свою собственную карету.
Тем временем Роу с досадой обнаружил, что Моголы считают отношения с англичанами очень низкоприоритетными. По прибытии его засунули в некачественное жилье: на все посольство было выделено всего четыре комнаты в караван-сарае, которые "были не больше печей и такой же формы, круглые сверху, без света, кроме двери, и такие маленькие, что товары с двух телег заполнили бы их все".58 Еще более унизительно то, что его слегка испачканные в магазине подарки вскоре были полностью заткнуты подарками соперничающего португальского посольства, которое подарило Джахангиру "драгоценности, шарики [balas spinels] и жемчуг, сильно позорящие наши английские товары".
Когда Ро в конце концов вернулся в Англию после трех изнурительных лет пребывания при дворе, он получил от Джахангира разрешение на строительство фабрики (торговой станции) в Сурате , соглашение "о нашем приеме и продолжении пребывания в его доминионах" и несколько императорских фирманов, ограниченных по объему и содержанию, но полезных для того, чтобы осыпать препятствиями могольских чиновников. Однако Джахангир намеренно не уступал никаких крупных торговых привилегий, возможно, считая, что это ниже его достоинства.
Статус англичан при дворе Великих Моголов в этот период, пожалуй, наиболее наглядно иллюстрирует одно из самых известных изображений этого периода - миниатюра мастера Джахангира, Бичитра . Смысл картины заключается в том, что благочестивый Джахангир предпочитал компанию суфиев и святых компании могущественных принцев. На самом деле это было не так надуманно, как может показаться: один из наиболее показательных анекдотов Роэ рассказывает о том, как Джахангир поразил английского посланника, потратив час на беседу с проходящим мимо святым человеком, которого он встретил во время своего путешествия:
бедный глупый старик, весь в пепле, лохмотьях и заплатах, с молодым рогачом, присматривающим за ним. С этим несчастным, одетым в лохмотья, увенчанным перьями, Его Величество беседовал около часа, с такой фамильярностью и добротой, что это, должно быть, доказывало смирение, которое нелегко найти у королей... Он взял его на руки, которых не могло коснуться ни одно чистое тело, обхватил его и, трижды положив руку ему на сердце, назвал его отцом, он оставил его м, и всех нас, и меня, в восхищении от такой добродетели в языческом принце".
Бичитр иллюстрирует эту идею, показывая Джахангира в центре кадра, сидящего на троне с ореолом Величества, сияющим за ним так ярко, что один из путти, пойманный в полете от португальского преображения, вынужден прикрыть глаза от яркости его сияния; другая пара путти пишет знамя с надписью "Аллах Акбар! О царь, пусть твой век продлится тысячу лет!". Император поворачивается, чтобы вручить Коран кудрявому бородатому суфию, отвергая протянутые руки османского султана. Что касается Якова I, то он в своей украшенной драгоценными камнями шляпе и серебристо-белом якобинском дублете отведен в левый нижний угол кадра, под ногами Джахангира и чуть выше автопортрета самого Бичитра. Король изображен в профиль в три четверти - ракурс, который в миниатюрах Моголов зарезервирован для второстепенных персонажей, - с выражением уксусной угрюмости на лице по поводу его низкого места в иерархии Моголов.62 При всем том, что Ро написал о Джахангире, последний не удосужился ни разу упомянуть Ро в своих объемных дневниках. Этим неуклюжим, бесхитростным северным торговцам и просителям пришлось ждать еще столетие, прежде чем Моголы проявили к ним настоящий интерес.