При всей своей неуклюжести миссия Роя стала началом отношений между Моголами и компанией, которые переросли в нечто, приближающееся к партнерству, и привели к тому, что EIC постепенно втянулась в могольские связи. В течение следующих 200 лет она постепенно научилась умело действовать в системе Моголов и делать это на могольском языке. Ее чиновники изучили хороший персидский язык, правильный придворный этикет, искусство подкупа нужных чиновников и со временем обошли всех своих конкурентов - португальцев, голландцев и французов - в борьбе за императорское расположение. Действительно, успеху Компании в этот период во многом способствовало ее скрупулезное отношение к власти Моголов.63 Вскоре, правда, Компания начала представлять себя Моголам, как хорошо описал ее историк Санджай Субрахманьям, как "не корпоративную единицу, а антропоморфизированное существо, индо-персидское существо по имени Кампани Бахадур".
По возвращении в Лондон Роу дал понять директорам, что сила оружия - не выход при работе с Империей Великих Моголов. "Война и движение", - писал он, - "несовместимы". Он советовал воздерживаться даже от строительства укрепленных поселений и указывал на то, как "португальцы, имеющие много богатых резиденций и территорий, ущемляют" свою торговлю непосильными расходами. Даже если бы Моголы позволили ИИК построить форт или два, писал он, "я бы не согласился... ибо, без сомнения, ошибочно ставить гарнизоны и вести сухопутную войну в Индии". Вместо этого он рекомендовал: "Пусть это будет принято за правило: если вы хотите получить прибыль, ищите ее на море и в спокойной торговле".
Прежде всего, компания прислушалась к его советам. Первые чиновники ИИК гордились тем, что вели переговоры о коммерческих привилегиях, а не прибегали к нападению на стратегические порты, как более возбудимые португальцы, и это оказалось стратегией, которая принесла хорошие дивиденды. Пока Ро был занят очарованием Джахангира, другой эмиссар Компании, капитан Хиппон, был отправлен на корабле "Глобус" , чтобы открыть текстильную торговлю с обращенным на восток Коромандельским побережьем и основать вторую фабрику в Масулипатне, порту великих соперников Моголов из Декани, богатого алмазами султаната Голконда, где можно было купить самые лучшие драгоценности и ситец в Индии. Вскоре после этого в Патне открылась третья фабрика, занимавшаяся в основном торговлей селитрой - активным ингредиентом пороха.
Эта торговля драгоценностями, перцем, текстилем и селитрой вскоре принесла даже более высокую прибыль, чем голландская торговля ароматными специями: к 1630-м годам EIC импортировала из Индии перец на 1 миллион фунтов стерлингов, который, резко изменив вековые торговые схемы, стала экспортировать в Италию и на Ближний Восток через свою сестру - Левантийскую компанию. Тридцать лет спустя они импортировали четверть миллиона кусков ткани, почти половину из них - с Короманделя. Потери по-прежнему были велики: с 1601 по 1640 год компания отправила на восток в общей сложности 168 кораблей, а вернулось только 104. Но баланс Компании становился все более прибыльным, настолько, что инвесторы со всей Европы впервые стали выстраиваться в очередь, чтобы купить акции EIC. В 1613 году подписка на Первый совместный пакет акций собрала 418 000 фунтов стерлингов. Четыре года спустя, в 1617 году, подписка на Вторую совместную акцию принесла огромную сумму в 1,6 миллиона фунтов стерлингов,* превратив EIC в первый раз в финансового колосса, по крайней мере, по английским стандартам. Успех EIC, в свою очередь, стимулировал не только лондонские доки , но и зарождающуюся Лондонскую фондовую биржу. К середине века половина тех, кто избирался в элитный суд олдерменов лондонского Сити, были либо торговцами Левантской компании, либо директорами EIC, либо и теми, и другими. Один из членов Компании, ранний экономический теоретик Томас Мун, писал, что торговля Компании теперь была "самой сутью процветания королевства".