Остальное — рабство. Если вы сделали что-то только ради денег или безопасности, значит, вам незачем было рождаться. Если вы партизан, значит, вы фальшивая купюра в их кассе, несущая невидимый знак, сводящий их с ума, фальшивая купюра из тех, которые обанкротят все их благополучие, однажды дружно обнаружившись во всех карманах и на всех счетах.
Корпорации. Чем большее число людей их саботирует, тем меньше им осталось. Искусство как саботаж и саботаж как искусство. Художественная деятельность может стать самой наглядной и оперативной симуляцией работы, забастовкой с серьезным ущербом для хозяина, узурпатора, корпоративного субъекта.
Что такое предреволюционный момент? Это когда рабы корпораций подозревают партизан даже там, где их пока нет. Рабы сидят в своих офисах и не могут исполнять работу, потому что везде видят партизан, у них от этого ломит голову, сводит мозг, дрожат руки и колени. Они ни секунды не могут побыть в безопасности и спокойствии. Они сидят в своих офисах и подозревают. У них там чисто, как в гробу.
Редуцировать капитал внутри себя. Интересно, насколько вам это удастся? Однако это еще не революция. Революция — это вызывание в себе чего-то обратного капиталу, чего-то, чему нет и не может быть имени в нашем сегодняшнем языке, контролируемом поставщиками денежных и прочих знаков. Оно заменит капитал внутри вас, оно заменит вас самих внутри капитализма. Отказ от роли в шоу-обществе — вот что нужно для начала революции. Отказ от пресловутой «программы», от «конструктивного» плана. Никто из победителей никогда не начинал с позитивной программы. Правдоподобный план — атрибут профессионального обманщика. Правда не бывает правдоподобной. Правдоподобие, предсказуемость, понятность, позитивность, конструктивность означают эксплуатацию, принуждение и отчуждение, изменение реальности под стандарт.
Сможете ли вы ежедневно совершать хотя бы один поступок, пугающий вас самих? Упражнение, важное для партизана как правило личной гигиены вроде чистки зубов.
Начаться может в любой момент. Банкир катит по шоссе в своей открытой машине и вдруг понимает, что не знает куда. «На фирму», — успокаивает шофер, но банкир не знает, на какую фирму. Сквозь сон он помнит, что сейчас ночь, а значит, ни на какую фирму ему не надо. Поле кукурузы. Они останавливаются. Шофер находит на земле, под дерном, дверь. Спускаются по ручной лестнице в подземный офис. Дева за компьютером (он узнает свою секретаршу, но она его не узнает) спрашивает, что, собственно, им угодно, банкир понимает: употребляя «вы», она обращается к нему одному, без шофера. Фирма, оказывается, реализует любые желания. «Хочу мировую революцию», — не вовремя шутит банкир, которому все это начинает надоедать, он не верит во всемогущество. Дева невозмутимо отстукивает заказ на клавиатуре. «Придется заплатить за это все деньги», — поясняет она условия, читая их с экрана. «Как все деньги? все деньги, какие у меня есть?» — интересуется банкир, чувствуя, что благодаря неудачной шутке, он попался. «Нет, — говорит дева, нажимая «enter», — все деньги мира, все, которые когда-либо были, есть или будут на земле, заказ сделан, мировая революция произойдет, как только вы заплатите нам все деньги мира, а пока мы установим за вами наблюдение».
Банкир не вспомнит этот сон, пока революция действительно не произойдет наяву.
Не время пить «херши». На всякий случай носите с собой что-нибудь металлическое.
Лирика
Дао партизана, или «Патриот, взорви свою родину!»
Вербально сформулированная идея, а тем более имевшее слушателя высказывание, уже есть вызывающее насилие. Насилие, вызывающее жизнь. Насилие над тем, что когда-то синантропами звалось «дао».
Жизнь — неосознанная обходимость, данная на некоторый срок способность обходить зияние. «Дао» переводят как «путь без направления», но все переводчики знают, что здесь ошибка. «Дао» — это когда кто-то осознанно перестает обходить зияние стороной.
Переведем «существование» как преступление перед идеей, переведем «жизнь» как предательство существования, «мышление» и «чувствование» — как надругательство над жизнью, «память» — как попирание и отрицание мыслей и чувств, «речь» — как цензуру, «конкретное высказывание» — как набор тюремных окриков и т.д. Тогда мы перестанем обходить зияние стороной и дао поселится у нас.
Создать неуничтожимое невозможно, оно — всегда, еще до причин появления таких слов, как «всегда», до парада семиотики перед глазами Адама, так что лучше о нем даже не пробовать говорить. Уничтожать уничтожимое. Разрушать разрушимое. Преступать преступимое. Чтобы попасть на площадь в отсутствующем центре мира, минуя все ловушки, расставленные тобой же, в надежде, что в них попадется кто-нибудь другой, шагнуть через край зияния, собраться на митинг там, где не осталось ничего разрушимого. Такой митинг подробно описан в последних строках «Апокалипсиса» Иоанна, хотя для обозначения этого места на карте больше подходит музыка. Музыка планет, вращающихся вокруг своего отсутствия.