В анкете напротив «род занятий» семинарист вывел «интеллигент», на допросах требовал к себе обращения на «вы». Скованный наручниками, семинарист зубами схватил со стола револьвер и выстрелил. Пуля сбила полку. Пока ошалевший следователь метался по кабинету, а секретарь упал под стол, семинарист сиганул в окно и пустился в бег, догнали только на углу, солдаты. Суд приговорил атамана к повешению. «Очень надеюсь на царя и на революцию», — признался обвиняемый прессе и оказался полностью прав. В связи с трехсотлетием правящей фамилии казнь заменили двадцатилетней каторгой. В феврале 17-го революция выпустила его из камеры, и семинарист поспешил на розыски двоих «иуд», чтобы удавить их одной петлей. «Пока я убивал, грех был на мне, но когда меня продали, они обвиноватились», — скажет он позже. Теперь он работал один и никому не доверялся. Патологически выполненные убийства и остроумные грабежи завершились лишь в марте 20-го, когда семинариста повязали-таки люди Дзержинского. «Стихийный марксист», — заявил рецидивист о своих взглядах большевикам на допросе. Следователь попросил разъяснить фразу Маркса «бытие определяет сознание». Выяснилось, что под словом «бытие» преступник подразумевает книгу Ветхого Завета. Ему не поверили. Он был расстрелян.
«Мой отец, водолаз-знаток, доверил мне, еще бой-скауту, сказку. Статуя Свободы есть нечто вроде надгробия, свобода утоплена, скована цепями, упакована в черный мягкий пластик искусственного дна, и никто не видит ее лица, она придавлена собственным пьедесталом», — исповедовался один восемнадцатилетний пехотинец другому в военной тюрьме Форт-Худе, куда ребят упрятали за самовольную отлучку из казармы во время репетиции ядерной атаки. Потомок водолаза быстро попал под гипноз сокамерника, утверждавшего, что лицо свободы все-таки можно видеть, если нырнуть в реальность, задержав дыхание, как в океан. «Он сделался мой воскресший отец, мой священник, и, наконец, он стал моим любовником», — рассказывал Сфинкс. Такое имя дал ему новый отец, врач и поп, сам себя называвший Лисом. Поклоняйся тени — учил Сфинкса Лис, указывая на стену камеры, — тебе кажется, что нас тут двое, но нас как минимум четверо, мы с тобой лишь плохие копии с них, земля людей — надгробие, неверный слепок с планеты теней, где обитают настоящий Лис и Сфинкс, тени.
В тюрьме они первый и последний раз проголосовали. За какую партию — мы не знаем, тайна политического выбора — одно из условий. В ту же ночь, заморочив охранника разговором о политике и заперев его в туалете со сломанным носом и полным ртом дробленых зубов, мерзкой кровавой костяной крошки, они бежали из Форт-Худе. «Ты не Монте Кристо, я не аббат» — они не хотели ждать отведенное законом время. На память о камере у них остались идентичные татуировки на немецком: «Macht kaput, was kaput macht!»
Украли пикап скотопромышленника, в котором не нашлось ничего, кроме двух великолепных черных кнутов. «Каждой по кнуту», — предположил Сфинкс, завидев у бензоколонки двух студенток-хиппи, у них сломалась машина. «Ты делаешь успехи», — поощрил друга Лис. Девушек привезли на болото, пообещав спиритический сеанс. Там были только радиоактивные отходы, химические отбросы и никаких духов. Жертв раздели. Сфинкс попросил их вспомнить молитву, если они действительно ценят жизнь. Студентка постарше запела со страху про метеорологов Дилана, но новую, техноверсию. Вторая молчала, как парализованная. «Назовите самый христианский глагол», — допрашивал Лис. Подружки мямлили что-то из курса по истории религии, видимо, решив, что попали к сектантам. «Самый христианский глагол «прибивать», — ответил за них Лис, — вы не прошли наше тестирование, и мы вас не возьмем с собой». Сфинкс театрально огляделся, пожал плечами по поводу того, что ни один дух так и не явился сюда, чтобы вступиться за девушек. Из кнутов смастерили две инквизиторские гарроты и удушили неудачниц. Одну немедленно прибили вниз головой к дорожному знаку, сообщавшему название пустыни, вторую, «толстую», уже переставшую дышать, долго ебли и смеялись. Теперь они стали совсем родные, Лис и Сфинкс, связанные тенью.
«Тень будет распорядителем и целью людей. Желающий стать тенью должен платить налог вооруженным жрецам, прирожденным палачам», — начал Лис свой нью-орлеанский дневник. Здесь они купили пистолет и нацарапали на рукоятке две первые звездочки. Спустя полмесяца она напоминала звездами (женщины) и полосками (мужчины) американский флаг, под которым они когда-то служили.
Пенсионеру-республиканцу, вызвавшемуся помочь в ремонте авто, они сзади прострелили затылок, а труп одели в женское платье, найденное в его вещах. Он отправился в столицу теней бабой — шутил Сфинкс. Спорили, что вырезать на рукоятке: звезду или линию? Теперь у них был новый «додж» цвета свежей молодой крови. Но остановились в почти бесплатной ночлежке, открытой тут протестантами фонда «Вэлфер Иисуса». Консьержке они представились как два агента с «Планеты Голливуд», разыскивающих милашек для съемок боевика в их ресторане. Дурочка стала третьей в их постели. Ее нашли через неделю в ржавой перламутровой канаве, без головы, с выжженным на жопе клеймом «суперстар». На границе с Ютой вооруженных жрецов поджидали «фараоны». Стрелять по полиции им было западло и неинтересно. Перед повешением оба требовали встречи с прессой. На вопрос ТV, оставляет ли власть своим подданным право выбирать жизнь, Лис расхохотался: «Вы не поняли, мы ели обе партии, мы питались мясом ослов и слонов с одинаковым аппетитом». Из этого журналисты сделали вывод о каннибализме двух дезертиров. Особенно всех удивил патриотизм арестованных, они напирали на то, что в Штатах живет чуть больше десяти процентов всех людей, но больше половины всех серийных убийц мира — граждане США.