Неожиданно меня посещает догадка. Это не рябь на воде, это Анархия разума.
Мне становится страшно, я перевожу взгляд на берег и вижу её. Ванесса стоит в белом купальнике и машет мне рукой. Её образ не расплывается, но берег слишком далеко, чтобы отчётливо разглядеть черты лица. На какое-то мгновение я забываю обо всём, словно переживая события прежней, навсегда ушедшей жизни заново, как в первый раз. Первый день знакомства, озеро, жаркий поцелуй и длинный берег несбывшихся надежд.
Потом я вспоминаю, что это всего лишь сон. Ощущение времени обманчиво, вражеский будильник может разбудить в любую секунду. Нельзя медлить. Я кричу Ванессе идти ко мне, но она игриво качает головой и зовёт меня к себе. Я устремляюсь к ней, но продвигаюсь катастрофически медленно. Сначала пытаюсь плыть, затем бежать по илистому дну наперекор упрямой воде, не желающей выпускать мои ноги из терпких объятий.
Когда до Ванессы остаются считанные метры, звонит будильник.
Утром я кладу завёрнутый в тряпку осколок зеркала между страницами своего дневника, который, в свою очередь, прячу между папками в рабочий портфель. Выхожу на полчаса раньше и направляюсь в парк.
Перед тем, как дать Пэйдж окончательный ответ, я делюсь с ней своими сновидениями. А так же опасениями по поводу Анархии разума.
— Если мои сны и общепризнанная теория не врут, то тебе не удастся разглядеть лицо. Твой разум тут же начнёт отслаиваться от реальности.
— Твои сны — всего лишь отражение так называемой общепризнанной теории, — говорит Пэйдж. — А я практически уверена, что она врёт.
Я молча нащупываю в портфеле зеркало, достаю его и протягиваю девушке. Затем поднимаю глаза и смотрю на искусственное небо, на это царство неживой материи. Через пятнадцать минут стартует очередная рабочая смена. Конвейер запустится и начнёт перемалывать остатки наших душ в своём рутинном и неизменном ритме.
— У жизни, лишённой смысла, есть лишь одно определение, — слова Пэйдж вторгаются в поток моих размышлений.
— Какое? — спрашиваю я, не сводя глаз с умершего неба.
— Статика, — отвечает девушка.
Я перевожу на неё взгляд и вспоминаю, что это самое слово зачастую приходит мне на ум после пробуждения.
— Я чувствую людей, — будто специально поясняет мне Пэйдж. — Я знаю, что ты думаешь точно так же. У тебя есть шанс совершить единственное доступное тебе действие.
— И лишиться жизни, — говорю я.
— Статичного существования. Мы давно лишились всего, что составляет истинную ценность. Мы забыли своё прошлое, свои лица и вообще то, кто мы есть на самом деле. Анархия разума — это то, что с нами происходит здесь и сейчас.
Проходит мучительно долгая минута.
— Где? — спрашиваю я.
Мне кажется, я вижу улыбку на лице Пэйдж. Столь же иллюзорную, как и сама жизнь.
Мы находим самый укромный уголок парка. В столь ранние часы людей вокруг почти нет. Лишь уборщик с метлой и пара рабочих, ремонтирующих лавки.
Пэйдж аккуратно распаковывает осколок зеркала и держит его на руках нежно, как ребёнка.
— Я узнавала, — говорит Пэйдж, — после нарушения целостности маски в «Персону» посылается сигнал, и у нас есть не более трёх минут до прибытия Контроля.
Я киваю.
— Готов? — спрашивает девушка и кладёт осколок на пенёк позади себя.
— Нет.
— Тогда начинаем одновременно по моей команде.
— Подожди, — спешу вставить я. — Хотелось бы узнать напоследок — что это за безопасное место для хранения дневника?
Девушка пренебрежительно отмахивается.
— Нет никакого места. Я всё выдумала, чтобы выудить у тебя зеркало.
Бесцеремонная наглость. Но я не успеваю опомниться, как Пэйдж кричит «Давай!» и начинает с силой стягивать с себя маску. Целостность уже нарушена, о чём возвещает протяжный писк. Три минуты пошли.