Мы молчим целую минуту, пока он первым не начинает говорить:
— Вот мы и встретились при более благоприятных обстоятельствах. Смею предположить, жизнь в Инкубаторе тебе была не по вкусу.
— В Инкубаторе?
— Да. Тебе он знаком изнутри под названием Муравейник. Город, где всем заправляет таинственная фирма «Персона». Только город намного меньше, чем кажется изнутри, а у таинственности фирмы есть прозаическая правда.
— Я не понимаю, — признаюсь я.
Мне удалось во время осечь себя и не произнести фразу «Джонни не понимает».
Мистер Морти начинает терпеливо объяснять мне суть происходящего. И ныряет с места в карьер:
— На Земле остался лишь один материк, пригодный для жизни — Австралия. Практически вся остальная суша уничтожена последствиями ядерной войны, начатой во второй половине двадцать первого века Китаем и США. Скоро и Австралийский континент ждёт неминуемая гибель. Через две недели уцелевшая часть человечества на крупнейшем корабле «Ной» покинет Землю навсегда в поисках нового дома. Мест на всех не хватит. Поэтому мы и ведём отбор счастливчиков с помощью так называемого Инкубатора.
— Муравейник нереален? — спрашиваю я.
— Вовсе нет. Он реален. Это целый район Аделаиды. Тебе повезло родиться австралийцем, но у Земли из-за радиации больше нет будущего. Запасы и кислород в убежищах неминуемо иссякнут, поэтому нам и пришлось сконструировать «Ной». Его ресурс так же ограничен, однако его мобильность даст нам шанс найти новое место для жизни.
— Значит, вы ведёте отбор тех, кого брать с собой? — продолжаю задавать я вопросы. — И по какому принципу вы определяете счастливчиков?
Мистер Морти вздыхает и начинает будто с оправдательного пояснения:
— Выживших было слишком много даже для столь крупного судна, как «Ной». Многих неизбежно пришлось бы оставить на Земле. Есть несколько убежищ, куда мы и переправим часть оставшихся, но это лишь отсрочка от неминуемой смерти. Первоначальной идеей было выделять места на корабле по жребию, пока не началась междоусобная война за право спасения. В итоге нам, горстке лидеров поредевшей цивилизации, пришлось принять непростое решение — превратить район одного из городов в своеобразный загон для потерявших контроль над эмоциями людей. Буду откровенен, многие не дожили до попадания в Инкубатор. Их пришлось просто уничтожить, пока они не уничтожили нас. Тех, кого удалось усмирить, мы погрузили в своеобразную ирреальность с помощью масок, воздействующих на разум. Изобретение наших гениев, достойное Нобелевской премии. Они успели спасти японские разработки и завершили работу очень вовремя. Покуда на человеке остаётся маска, его разум находится в нашем ведении. Мы способны влиять на его память, мысли и даже эмоции. Изменять восприятие времени. Однако мы не злоупотребляли своим влиянием, ограничившись только базовыми изменениями личностей: ограничили воспоминания, ускорили течение времени и внушили всем одинаковую легенду об Анархии разума, Известных Событиях и прочем, о чём ты и без того хорошо знаешь.
— Для чего? — автоматически спрашиваю я и тут же даю свой вариант ответа: — Чтобы проверить, какие из лабораторных крыс окажутся самыми непослушными?
— Именно, — подтверждает директор. — В данном случае непокорность системе рассматривается как плюс. Тот, кто готов жить обезличенным человеком-функцией в Муравейнике и беспрекословно выполнять любые указания, пусть там и остаётся. А нам нужны личности, готовые рисковать и находить выходы из сложных ситуаций. Это умение пригодится в мире будущего, если мы хотим сохранить и воссоздать нашу цивилизацию где-то ещё в галактике. Нам не интересны персоны, как архетипы, для которых скрывающие маски становятся лицами. Ещё Карл Юнг писал, что персона представляет собой социальную роль, которую играет человек, выполняя требования общества. Маска должна служить лишь защитным слоем, но не становиться лицом. Те, кто пытался идти против течения и первое время умело это скрывал — именно такие личности нам и нужны.
Я пытаюсь переварить килотонны информации быстрее, чем мой мозг способен это сделать. Логика отбора мне кажется чересчур утопичной, чтобы быть правдой. Зачем лидерам нужны такие же индивидуалисты, не проще ли взять с собой послушных исполнителей для возрождения цивилизации? Однако сомнения я оставляю при себе и задаю иной вопрос: