– Да какая же ты нация?
– Да я же сказал: угнетённая. Нация, у которой нет своей территории, своей награбленной, разбоем и войнами взятой страны. И меня терзают, отнимают у меня моих детей, моих сыновей и дочерей, мои богатства, мою культуру, моё человеческое достоинство народы-хищники, насильники, территориалисты, народы державные.
– А какой же нацией ты будешь?
– Всякой, но только угнетённой. Я и армянин, и индус, и латыш, и литовец, и белорус, и еврей, и цыган и чёрный негр, я – угнетённая нация.
– Откуда идёшь?
– Я не иду, а бегу, я спасся от погрома, от разгрома, меня хотят там уничтожить, переварить в большом-большом котле великодержавия, так что и помину не останется, а кости мои перемолоть, и унаваживать ими их культурные поля и нивы… Я спасся бегством.
– Куда бежишь?
– Куда глаза смотрят.
– Всё же куда?
– Ищу другой страны, другого края, ищу убежища, где можно будет голову преклонить, где можно будет жить, не боясь вечно вечной смерти; ищу страны, где люди живут без держав, без мечей, без штыков, без войн, без бойнь, ищу страны счастья!
– А почему ты идёшь в противоположную сторону? Почему ты направляешь свои стопы на запад? Ведь страна счастья лежит на восток.
– А куда вы идёте? – спрашивает он нас.
– Мы идём в страну счастья, свободы и любви!
– И я туда иду.
– А почему ты идёшь в противоположную сторону, почему не идёшь вместе с нами?
Угнетённая нация останавливается в недоумении, нерешительности.
– Почему ты не идёшь с нами, а в противоположную сторону? Ведь мы ищем одного: счастья, свободы и братства!
– Да я с горя, с мук сбился с пути, потерял настоящее направление.
– Идём вместе.
– Идём.
Он повернулся и пошёл вместе с нами.
Как странно, путь стал ещё легче, дорога под ногами как бы свёртывалась, укорачивалась, и пространство стало терять своё протяжение!
V. Молодёжь
Идём мы вместе. Храним молчание.
О чём мы будем разговаривать? Мы жаждем одного: страны счастья, свободы, братства и любви.
Идём.
Издали виднеется чёрная точка; подходим ближе, видим – юноша.
Лицом он молод, а волосы на голове уже седые, и борода седая. Как странно.
– Куда идёшь?
– Я от них ушёл. Я ушёл от их школы. Житья мне там не было, вечно учись!
– И тебя, прекрасный юноша, там преследовали? – спросил участливо угнетённый народ.
– Да. Но не моё тело, а мой дух избивали, пытали.
– А где же тебя пытали?
– Место пытки духа называется у них, у тех цивилизованных дикарей, школой, учебным заведением.
– А почему ты смотришь стариком, хотя ты так молод?
– Как же не выглядеть стариком, когда тебя «старят», делают тебя стариком насильно, – в этом вся задача образовательной школы.
– Неужели?
– Конечно. Школа – это Голгофа, это место распятия Молодой души, молодого Спасителя.
– А кто тебя распинал?
– Старое поколение в лице своих «палачей духа», учителей-мучителей распинает молодое поколение.
– А зачем это им?
– Не знаю, зачем. А может, и знаю. Оно завидует нашей молодости, нашему зеленеющему духу, нашей цветущей свежести, нашей бьющей фонтаном жизненной энергии; оно боится нашей бунтующей души, оно боится нашего разрушения, оно боится, что мы повергнем во прах все их идолы и божки, ибо в каждом молодом живёт Авраам, который разбил идолы своего отца Феры2; оно боится нас, и потому заточает нас в застенок, именуемый школой.
– А куда идёшь?
– Не знаю. Я оттуда вырвался. Я сбежал. Не могу, не хочу, не желаю у них учиться. Я хочу их учить. Нам, молодым, у них учиться нечему. Хочу мыслить по-своему, чувствовать по-своему. И я сбежал. Я обозвал моего учителя Пилатом духа, он меня выругал. И я сбежал.
– Но куда идёшь?
– Не знаю. Я ищу страну свободной мысли, свободного мировоззрения. Я ищу страну, где нет ни школ, ни церквей, где молодое поколение свободно духом, растёт без предрассудков, без навязанных, насильно привитых идей и верований, и учений. Хочу дышать свободно. Хочу жить без богобоязни и без природобоязни. Хочу творить и заблуждаться и ошибаться. Хочу иметь право на мысль, на заблуждение духа.
– А там неужели не дали тебе даже мыслить по-своему?
– Конечно, нет. Там всё по установленному, по принятому. Там господство какой-то глупой, умной, мудрой веры, называемой Наукой. Там надо мыслить «научно». И этой глупой, калечащей, уродующей душу и насилующей Разум и рассудок мудрости меня учили с самого детства.
Там я задыхался, мой свободный дух метался, бился, если бы я не сбежал, я бы покончил самоубийством духа.
– Куда же ты идёшь?
– Я иду в страну вечного творчества. Я знаю, голос моего сердца, моего разума и моей совести мне говорил, что есть такой край, где вечно цветёт молодость, где люди все молоды, где дух свободен. Где каждый человек творит. Я иду туда.