Прямо по Аркадию Райкину: «Если раньше ребенок малевал на заборе, грубо говоря, рожи, то теперь он пишет, мягко выражаясь, слова». И все же кое-где старые обычаи сохранились и поныне. Несколько лет назад московский анархо-синдикалист, путешественник и писатель Николай Муравин отправился в Красноярский край, добрался до райцентра Тасеево и прибыл на реку Бирюсу. Староверы появились на Бирюсе не в XVII веке и даже не до 1917
года. Они бежали на притоки Енисея с Дальнего Востока от репрессий, обрушившихся на них после Гражданской войны. Каким-то чудом выжили при Сталине. А сейчас к ним приезжают родственники из Америки, Италии, Норвегии и даже из Парагвая. Староверы до сих пор обходятся без электричества, и ваучеры ни один не получал. Когда плыли по Бирюсе, Николай обратил внимание, что даже в такой глуши скалы исписаны разнообразными словами и словосочетаниями. «Грамотен русский народ», — сказал он. «Слишком грамотен», — ответили староверы.
«Честное слово, — писал Муравин, — казалось, что беседуешь где-нибудь на московском бульваре с интеллигентами, только что вышедшими из театра. Их речь, правильная, литературная, разительно отличалась от того, что я привык слышать в сельской (да и не только в сельской) местности; чувствуется, что люди по вечерам не глазеют в ящик, а книги читают. И никаких особых сибирских выражений я от них не услышал, вроде: “Однако чо, паря, в мире делатца? Кака-никака новость есть?” Детей в старообрядческих семьях много, бывает и по 10 человек. Уже лет с семи начинается их трудовая жизнь. Школы у староверов свои. Продолжать образование приходится в миру, сейчас староверы отпускают детей даже в городские вузы. Утверждают, что все возвращаются. Учительница в Луговой школе — Зинаида Зорина, внучка Павла Никитича Матюшова, деревенского патриарха 1917 года рождения».
Енисейские старообрядцы относятся к часовенному согласию. Они — беспоповцы, нет у них ни храмов, ни священнослужителей. Молятся просто в избе, там же обряды проводят. Крестить младенца может и сам отец. «А может старовер зайти в церковь?» — спросил Николай у патриарха Матюшова. «Отчего же, может, — ответил старец. — Только молиться не будет. Кому там молиться?» Колхозов в старообрядческих селениях никогда не было, живут общиной. Муравин продолжает: «“Как же так, — спрашиваю, — а кто же у вас руководит?” “Кто может, тот и руководит”, — ответил дед Матюшов, как настоящий народный анархист».
Павел Матюшов родился на Дальнем Востоке, под Спасском. Отца и еще семерых староверов большевики расстреляли как кулаков. Староверы после этого ушли в Маньчжурию, поселились под городом Мугодзяном. С японцами проблем не было, те староверам даже нарезное оружие носить разрешали. В 1945 году пришла Красная армия, и всех староверов пересажали. Матюшов получил 10 лет по 58-й статье, восемь из них просидел на Чукотке, где работал в кобальтовом руднике. После смерти Сталина его выслали под Канск в леспромхоз. В 1956 году, после освобождения Матюшов и забил первый кол на Бирюсе. В деревню Луговую тот кол превратился. Бывал он позже и на Аляске, и в Канаде, но домой возвращался. «Здорово у них, горы красивые, лес хороший, дома богатые, а не то, не то». Правда, в последние годы и на Бирюсе жизнь стала хуже. Сплав прекратился, значит, работы не стало. Рыбы стало меньше. Медведи, рыси, волки еще попадаются, а соболь почти исчез. Можно пасекой прожить, но взялась новая напасть — сибирский шелкопряд лес поразил. Начался исход староверов на север по Енисею до Ярцева, где впадает река Сым. Там места еще нетронутые.
Второго мая 1996 года Коля Муравин погиб. Пешком прошедший Ямал на севере, Карпаты на юге, он утонул в реке в Нижегородской области. А через месяц после его смерти в журнале «Вокруг света» вышел его большой очерк «К староверам на Бирюсу, или Путешествие районного масштаба».
Великий писатель в Сибири никогда не был, но всегда неподдельно интересовался далеким и неведомым краем, подолгу беседовал с приезжавшими в Ясную Поляну сибиряками и был в курсе многих местных событий. Переписка и личное общение с сибирскими писателями и педагогами, врачами и общественными деятелями, представителями просвещенного купечества и чиновниками городских администраций немало помогла Толстому в работе над романом «Воскресение». Впрочем, интерес Льва Николаевича к Сибири не ограничивался только познавательными целями. На склоне лет он активно занялся тем, что позже назвали правозащитной деятельностью. Начав идейный конфликт с церковью и государством, автор «Войны и мира» вступился за тех, кто поплатился за свои убеждения свободой.