Бывший участник пугачевского движения, ялуторовский крестьянин Петр Хрипунов в 1783-1786 годах объявил себя либо императором Петром III, либо Пугачевым и «ходил в каменные горы к живущим в лесах беглым людям для разглашения, что государь Петр Федорович жив». Он распространял слухи, что в степи около Барнаула, верстах в ста от озер Чаковских, а от озера Карасук в 25 верстах стоит лагерем великая команда, при коей и государь Петр Федорович». Хрипунов агитировал крестьян «сделать кампанию», набрать около 500 мастеровых и беглых, выручить сидевших в Змеиногорской тюрьме «по пугачевскому делу шесть человек», которые могли в задуманном деле стать «великими помощниками». Пойманный в 1786 году Петр Хрипунов сказал на допросе, что в Алтайских горах у него имеется огромное войско из беглых людей. Судьи не нашли ничего лучшего, как объявить «разгласителя» умалишенным.
Это уже «разбойничество» особого рода. Групповой побег и самозванство ради нового восстания не на шутку перепугали горное начальство. Было спешно приказано «казаков привести в готовность, батальон с артиллериею освидетельствовать и содержать в исправности», а донесения об этих событиях отправили в Петербург.
Освобождение крестьян, возвещенное манифестом 19 февраля 1861 года, касалось лишь одной тысячной населения Сибири, так как крепостного права в тех масштабах и формах, в каких оно было в России, в Сибири не существовало. Закрепощенными людьми здесь являлись горнозаводские рабочие и крестьяне, приписанные к казенным горным разработкам. Такие заводы имелись в Нерчинском уезде, в Прибайкалье же не было ни одного. Поэтому событие, давшее императору Александру II прозвище «Освободитель» в Сибири прошло незамеченным.
Работорговля по-сибирски
По десятой народной переписи, проведенной незадолго до 1861 года, во всей огромной Сибири насчитывалось всего 36 помещиков, владевших имениями, и 70 дворян, у которых были дворовые люди. Общее число крепостных не превышало 3701 человека мужского и женского пола, из которых было до 900 дворовых. На долю Восточной Сибири приходилось лишь два помещика с имениями и девять дворян, крепостных же было 297 человек. Сибирские помещики жили только в двух имениях, остальными управляли старосты, которые иногда даже не знали о местоположении своих господ.
Отношения между крестьянами и помещиками были иными, чем в остальной части России. Там землепашец находился в полной зависимости от барина, а у нас при обилии свободной земли мужики всегда были готовы покинуть помещичью землю и переселиться куда душа пожелает. В некоторых имениях крестьяне, пользуясь отсутствием помещиков, даже не отбывали в их пользу повинностей.
Государственные или пашенные крестьяне, ясачные и разночинцы Сибири признавались законом свободными людьми, поэтому здесь была распространена эксплуатация наемной, а не подневольной рабочей силы. Пашенный крестьянин мог брать батраков и сам наниматься к более богатому соседу. В первой половине XVIII века еще существовало такое явление как продажа людей, и сведения об этих сделках заносились в крепостные книги. Самым ходовым товаром были дворовые девки, обычно представительницы местных народов, которые шли по пять рублей. Мужчины стоили дороже. Случаев продажи крепостных крестьян не зафиксировано, так как они были прикреплены к земле, а земля в Сибири не продавалась и не покупалась.
При найме свободной рабочей силы чаще всего не было никаких бюрократических формальностей. Многие сделки проходили мимо крепостной конторы и нигде не регистрировались. Пока хозяин платил, батрак трудился, и обе стороны могли расторгнуть отношения в любое время. Зачастую хозяин выдавал работнику деньги вперед при условии, что последний будет работать на него определенное время.
В архиве Илимского уезда сохранились крепостные книги, из которых можно узнать, что хлебный обротчик Петр Попов нанялся к илимскому посадскому человеку Петру Оглоблину «идти в работе до Якуцка». Гулящий человек Карп Потапов «нанялся в работу к крестьянину Антону Лукину, денег взял 21 рубль». Илгинский обротчик Чекотеев продал иркутскому служилому человеку Фролу Иванову «и жене и детям и внучатам ево дочь свою, девку Марину, возрастом 15 лет в вечное холопство. А денег взял за нее три рубли».