Анархопокалипсис
Арка 1: Глава 1 Холм
Говорят, что каждый из нас — всего лишь осколок разбитого зеркала. Иногда все их получается собрать воедино, но это не значит, что стекло не разобьется вновь.
— Пустой трёп! — рявкнул охранник, с силой выталкивая за ворота очередного зеваку.
— Но, н-но… — лихорадочно лепетал проходимец, судорожно обшаривая карманы изодранного плаща.
— Никаких «но», челядь! Проваливай, пока я тебе чего не сломал! — возмущался коренастый парень помладше. — Таким, как ты, не место на Холме, понял? Выметайся, пока цел!
Скорчив отчаянную гримасу, странного вида экспонат в вычурных лохмотьях и диковатом тюрбане выкрикнул что-то на только ему понятном языке и заковылял прочь от высокой стены, громко шаркая по каменистой насыпи спуска.
— Нет, ну ты видел? — буркнул громила, поправляя тяжелый ремень на заклепках и глядя на лучи заходящего солнца.
— Ещё бы! — ухмыльнулся напарник, хлопая по карманам в поисках курева.
— Не думал, что у кого-то хватит наглости ввалиться сюда безоружным! Да за кого они вообще нас держат?!
— Сам как думаешь? — второй саркастично прищурился, затягиваясь долгожданной самокруткой. — Ещё, поди… — он резко замолчал, когда на единственной дороге, ведущей на Холм, показалась чья-то фигура.
Сначала мордовороты приняли гостью за подростка, который никак не мог оказаться в подобном месте, но нет: это была неприглядная[1] девушка, ростом не выше полутора метров. Её бледная кожа была усыпана реденькими веснушками, родинка над левой губой бросалась в глаза, а яркие темно-рыжие волосы с непривычным алым отливом неаккуратно растрепались, отдаленно напоминая каре.
«Мелкое конопатое недоразумение» в старых лохмотьях до самых колен вызывало невольный приступ смеха у стражей.
— Хей, леди! — еле сдерживался старший, почесывая блестящую лысину лезвием боевого ножа. — Вы что, заблудились то часом?
— Или на кастинг в местный бордель вне очереди? — жадно облизнулся младшо́й, оценивая крепкую фигурку широкоплечей девицы в облегающих кожаных брюках. — Так сейчас у нас с этим проблемки!
— Личико конечно жалко, но, знаете, шрамы красят… — начал было старший, оглядывая крупный рубец поперек правого края её губ, однако его перебили:
— Прекрасно. Очень рада вашему гостеприимству, джентльмены, — довольно низким бархатным голосом съязвила рыжеволосая гостья. — Но, быть может, приступите к своим непосредственным обязанностям? — сухо поинтересовалась она с подозрительным спокойствием в голосе. Слишком ровном для обычной зеваки или «бесхозницы».
— Ох, прош… — начал было младший, когда старшо́й одернул его, жестом приказывая заткнуться. Изменившись в лице, он внимательно изучил посетительницу, после чего резко подвинул к себе старый табурет и грубо приказал:
— Оружие на стул! И без резких! Только рыпнешься — башку оторву, усекла?!
Молча кивнув, она покорно приподняла рваные тряпки на поясе, вытащив парочку пистолетов, подсумок с метательными ножами, связку самодельных гранат и хорошо отточенный боевой нож, аккуратно зафиксированный в боковых ножнах.
— Волосы? — угрожающе скомандовал амбал, напрочь озадачив товарища.
— Нету, — так же ровно ответила гостья, плавно отбрасывая пряди пышных волос по затылок, в доказательство отсутствия заколок и прочих «штучек». Она даже продемонстрировала лоб и убрала за ухо короткую косую челку, едва прикрывающую правый глаз, словно насмехалась над ними.
— О-очень на это надеюсь! — недружелюбно протянул здоровяк, отрицательно помотав головой и одним взглядом давая понять, что шутки с ним плохи. Девушка никак не отреагировала, прикрыв уставшие глаза, под которыми виднелись черные мешки от явного недосыпа.
— Называешь имя, оставляешь залог, и проходишь. Всё ясно?! — Она снова кивнула, последовав за охранником к небольшому деревянному столику с пригвожденной веревкой, которую завершал искусанный карандаш со вбитым гвоздем на конце.
«Кристи́н», — левой рукой накарябала конопатая непривычно сносным — по местным меркам — почерком, оставив поверх пожелтевшей бумаги горсть отменных патронов 12-го калибра.
— Добро пожаловать! — мрачно буркнул мужчина, отодвигая засов тяжёлой двери. Не проронив ни слова, она покорно вошла внутрь, уже не обращая на этих двоих никакого внимания.
Когда за спиной посетительницы глухо захлопнулась дверь, младшо́й не выдержал, яростно выплюнул уже истлевший окурок, и недовольно окликнул напарника:
— Хей, Маркс! Ты чо, с дуба грохнулся? Какого хрена это сейчас вообще такое было?!
— Потом объясню, — отозвался второй, не отрывая глаз от уплотненной стальной двери и прислушиваясь к едва различимым шагам удаляющейся незнакомки.
Город, именуемый Холмом, был пристанищем самых разнообразных отбросов общества, а его расположение лаконично сочеталось с названием. Убежище бродяг и изгнанников было весьма труднодоступно для простого обывателя, и крайне опасно для самонадеянного авантюриста. Местные наёмники, они же бродяги, брались за любую работу, независимо от сложности сделки. Превыше всего здесь чтили негласный «Кодекс Бродяги» и «Плату». Дурная слава Холма молниеносно разлетелась по всей округе, ещё со времен его становления, привлекая разнорабочих на протяжении столетия и формируя нерушимую общину. Живой бартер позволял быстро обзавестись оружием или охраной, а принимать плату в виде печатных знаний — здесь не стеснялись и вовсе! Более того, на Холме такого рода валюта ценилась превыше всего.
Оборот уцелевшей и неугодной информации держался под строгим надзором, и мог повлечь за собой трибунал для жителей подконтрольных империи земель, однако городок на холме разительно от них отличался. Территориальная ценность названного «городом» поселения быстро потеряла актуальность ещё с того времени, как некий Бродяга подозрительно быстро нашел общий язык с военными и получил право на своеобразную автономию некогда задрипанного пустыря недалеко от заброшенной горнолыжной базы, к югу от величественных Татр. А за счет своевременной уплаты налогов со стороны щедрого Папочки Бирму́нда, который держал поселение последние 40 лет, Холм поистине расцвел, превратившись в самый настоящий, пусть и крохотный город, куда нет-нет, да захаживали важные гости и заплутавшие бродячие псы.
Кристин впервые пришлось посетить это место. Всё вокруг заметно отличалось от общего ландшафта постанархических земель. Нагорье обустроили что надо! Чего стоила сплошная трехметровая железобетонная стена и полноценные здания, построенные уже после анархогеддона. Девушка уверенно шагала по вжатым в землю деревянным половицам, внимательно изучая новую местность и прислушиваясь. Подобие культурного паркета было здесь неспроста, а расположение ведущих к крупным постройкам дорожек лишь подтверждало догадки. Широкую площадь украшали цивильные клумбы с искусственными цветами, сухие кустарники и мертвые деревья. И всё бы ничего, если бы единую улицу не завершала обшарпанная железная дорога. Смотрелось это довольно дико, учитывая, что рельсы начинались у противоположного конца поселения и уходили в глухую железобетонную стену. Однако сейчас это не особо волновало гостью, которая сбавила свой широкий, размашистый шаг и осматривалась.
Построек было немного: справа от парадного входа, на приподнятой деревянной веранде, располагалась местная забегаловка; чуть дальше виднелся корпус госпиталя, если судить по выцветшему красному кресту, смежный с бараками на верхних этажах; а в конце городка красовался длинный массивный ангар, высотой в полтора этажа, который словно скрывался за высокой общагой.
«Интересно, каков принцип местной иерархии?» — задумалась Крис, оглядывая четырехэтажную общагу из белого кирпича. Нынче такие высокие дома были большой редкостью. Что уж говорить об огромном хорошо охраняемом ангаре высотой в три этажа, который занимал треть улицы слева и загораживал собой очертания широкой шарообразной конструкции. По обе стороны от широких парадных ворот стояли красиво отделанные скамейки и клумбы, а отсутствие прочих построек словно подчеркивало левый сектор. В остальном — смотреть было особо и не на что. Исключением оставались уличные светильники и гирлянды, непривычные для простого обывателя. Электроснабжение было исключительной роскошью для жителей подконтрольных земель и нарочито демонстрировало статус хозяина, или зажиточного предпринимателя.