– Юдина, ещё одно замечание, и мне придётся побеседовать с твоими родителями. Убери ракушки сейчас же.
Марина сгребла с парты мелкие венерки прямо в раскрытый портфель и смерила учительницу пристальным колючим взглядом.
Как она и ожидала, школа ей совершенно не понравилась. Учительница запретила носить бусы, пришлось оставить только тесьму с куриным богом. Шляпу едва не сдирала с макушки, но Марина упорно надевала её, пока осень не заставила перейти на более тёплый головной убор. На замену плетёной шляпе вернулся браслет из митилястров[1]. Только связь с морем могла спасти Марину от скуки. А скучно было до жути.
В первые дни Инна не отлипала от сестры, следовала за ней по пятам трясущейся тенью. Сели они естественно вместе. Вероника Павловна пыталась их рассадить по принципу мальчик-девочка, но, кроме Ильи, все мальчики сказывались на двигательных способностях Инны: рядом с ними она почему-то цепенела и теряла дар речи.
Марина молча переносила свой рюкзак за парту к сестре, учительница рассаживала их. На следующий день повторялось то же самое. На воспитательные беседы Марина не реагировала совершенно, и вскоре Вероника Павловна, даже будучи совсем не внимательной, это заметила. Средняя дочка Юдиных выслушивала её претензии с поразительным недетским спокойствием, будто и не слышала, молча покидала место трёпки, а на утро снова сидела рядом с сестрой.
Инна же наоборот, не доставляла хлопот. Училась прилежно, ракушками не играла, только впадала в ступор, стоило повысить на неё голос. Через месяц Вероника Павловна сдалась: позволила сёстрам сидеть вместе. Правда пришлось представить всё так, будто это её великодушное решение, а не потакание упёртой Марине.
Класс Алсу располагался через коридор, но с сёстрами она практически не общалась, на перемене убегала сплетничать с подружками в «бермудский треугольник». Звучное название получили три лавочки, расположившиеся в форме этой геометрической фигуры. Туда допускались не все, только самые популярные и красивые. В компании «популярных и красивых» Алсу оказалась в этом году, принадлежность к сливкам начальной школы ей очень льстила, и поэтому нянчиться с двумя первоклашками не было ни желания, ни времени. Она упорно делала вид, что с младшими сёстрами не знакома и общая фамилия – это случайное совпадение.
К концу осени Марина кое-как смирилась с необходимостью просиживать часы в классе. Природная сообразительность выручала её, но вот рассеянность и торопливость сказывались на учёбе не лучшим образом. К удивлению всей семьи, Инна полюбила школу. Чёткие правила и режим её вполне устраивали. Наконец в её жизни появилась определённость и предсказуемость, которой не хватало в семье. Она чаще стала тянуть руку, пока ещё боязливо и неуверенно, но отвечала. Получив звёздочку, расцветала, и, ободрённая скупой похвалой учительницы, с удвоенным рвением готовилась к урокам. У Марины звёздочек почти не было. Её тетрадь пестрела замечаниями.
Вероника Павловна была нервной женщиной с нестабильным лицом. Мимику не контролировала. Один глаз часто дёргался, улыбка в одно мгновенье превращалась в оскал, когда она повышала голос, то страшно выкатывала крупные карие глаза и порой плевалась слюной. Нечаянно, конечно, от избытка эмоций. Судьба подсунула ей мужа-алкоголика и неблагодарных детей-бездельников, окончательно растрепавших её и без того некрепкие нервы.
Марину она ненавидела интуитивно, на уровне инстинкта. Слишком та была независима и самостоятельна. Эти черты напрочь отсутствовали в самой Веронике Павловне, всю жизнь подчиняющейся то родителям, то свекрови. Изжить в себе болезненную зависимость от мнения окружающих она так и не смогла, ненавистную свекровь похоронила больше десяти лет назад, но не освободилась. Теперь выполняла роль прислуги для собственных избалованных детей.
В учениках она видела уменьшенные копии сыновей-спиногрызов, жаждала привить им уважение к старшим и заставить трепетать. Вероника Павловна всегда обращалась к подопечным только по фамилии, намеренно выставляя дистанцию, ругала с большим удовольствием и фантазией, а хвалила редко.
До декабря Марина прилежно посещала школу и секцию гимнастики, но потом неожиданно взбрыкнула и стала пропускать уроки. Чаще всего уходила с последних, один-два раза в неделю. Никого не предупреждала, просто хватала портфель и на перемене исчезала в неизвестном направлении. Инна стыдливо придумывала причины её ухода для учительницы и возвращалась домой в компании Алсу.