«Боже мой, какое разочарование!» – услышав эту новость, записала в своем дневнике сестра Николая II, великая княгиня Ксения Александровна {1}. Эти слова отразили настроения, которые стали общими и внутри императорского семейства и по всей Российской империи. Однако если родители и были разочарованы, они тщательно скрывали свое разочарование. В своем дневнике Николай II написал только о «чувстве спокойствия» и отметил, что его супруга «совершенно не намерена унывать» {2}. Возможно, об этом не говорилось, однако оба родителя были очень хорошо осведомлены о законах престолонаследия. Император Павел, который ненавидел свою мать Екатерину Великую, издал указ, согласно которому особы женского пола могут унаследовать русский трон только после самого последнего из всех мужчин династии Романовых. Если у Николая и Александры не будет сына, корона Российской империи перейдет к брату царя – великому князю Михаилу Александровичу. Затем право на престол переходит к его дядьям и к их детям, затем к двоюродным дядям и двоюродным братьям, и только смерть всех этих сорока или около того родственников мужского пола позволит воспользоваться правом престолонаследия новой инфанте или ее сестрам.
Однако через двенадцать дней после появления на свет новорожденной, когда прекрасным летним утром был проведен обряд ее крещения со всей пышностью и следованием ритуалу, соответствующему рангу императорского высочества и титулу великой русской княжны, высочайшая супружеская пара на время отложила эти заботы и волнения. Вереница ярко-красных и позолоченных экипажей, в которых восседали члены царской семьи и гости, проследовала через парк Петергофа вдоль рядов вытянувшегося в струнку почетного караула и мимо искрящихся в утреннем солнце фонтанов. За экипажами, соблюдая интервалы, проследовал почетный эскорт из одетых в алые мундиры казаков, а также из кавалергардов в белых кителях и золотисто-серебряных кирасах. В интервалах между их порядками проходили церемониальным маршем полковые оркестры и придворные во всем блеске своих орденов и высочайших наград. И наконец, после долгих ожиданий появилась золоченая карета, в которой везли новорожденную великую княжну; карета была запряжена шестью соловыми лошадьми, которых вели конюхи, одетые в алые с золотом ливреи, и их головы украшали напудренные парики. И лишь только родители не принимали участия в этом шествии: православная церковь запрещает участие родителей в этом торжественном ритуале {3}.
Когда процессия достигла Большого дворца Петергофа, длина фасада которого составляет 268 метров, ее появление было встречено фанфарным маршем. В самом дворце сотни аристократов и придворных заполнили пышно изукрашенные залы; кресты и звезды орденов сияли на атласе мундиров, бриллианты посылали свой блеск с серебристого шелка и бархата дамских платьев. Прислуга, камергеры, адъютанты и придворные дамы расчищали дорогу для камерфрау императрицы княгини Марии Голициной; на руках у нее лежала новорожденная великая княжна, которую, шествуя по красной ковровой дорожке, она несла в дворцовую церковь. Когда на хорах запели канон и аромат ладана вместе с дымом вознесся под золоченый купол церкви, отец Иоанн Янышев, духовник царского семейства, поднял младенца с подушки, снял кружевную крестильную рубашку, а затем трижды окунул девочку в купель {4}. Как будто заглянув неосознанно для самих себя в ее будущее, Николай и Александра дали своей новорожденной дочери имя, которое переводится как «Воскрешение», и она была крещена Анастасией.
«В некотором царстве…» – так начинается большинство сказок. Для Анастасии сказка началась с описанной выше пышной церемонии, вобравшей в себя великолепие сословных привилегий русского двора. Связанная где кровными, а где семейными узами с королевскими дворами Великобритании, Дании, Германии, Испании и Греции, она была рождена для жизни в мире изысканных дворцов, среди ливрейных слуг и сияющих золотыми эполетами придворных, для роскошных яхт; для жизни с любящими родителями, в окружении преданной семьи, то есть всего того, что необходимо, чтобы прожить, как и положено, достойную, греющую душу жизнь. Для Анастасии, однако, такой счастливый конец уготован не был, ее сказка получила трагически страшное завершение, война и революция разбили в прах все сказочные надежды и обещания. На месте той сказки возникла новая, та, которая придала новое звучание смыслу, заложенному в ее имени; сказка, в которой надежда с триумфом побеждает отчаяние и желание жить взлетает над ужасной действительностью. Утверждают, что даже принц Шарман [5] приходил, чтобы спасти Анастасию. Все это слилось в одно целое, чтобы создать новый миф, современную легенду, новую сказку, которая, кажется, во все свои драмы заключила все безумства двадцатого века.