— Я хотел спасти Анастасию, — ответил д′ Артаньян, честно смотря нам в глаза.
— Ну и как же это ты делал? — спросил я. Но не сказал, что тоже пытался её спасти.
— Да, я все восстановил, — сказал д′Артаньян. — Направленная амнезия прошла. Помнишь, Матвей, когда мы выстраивали стратегию игры, ты говорил, что логика подсказывает: мы неизбежно должны достигнуть уровня, где остается только проигрыш. Виртуальное время должно закончиться.
— Да, — сказал Матвей. — И мы решили до этого уровня не идти. Ты что, забыл? Не бывает игр, где есть только проигрыш.
— Жизнь — это игра с гарантированным отрицательным окончанием, — сказал я.
— Но это жизнь, — махнул рукой Матвей. — Игры для того и придумывают, чтобы всегда была возможность выиграть.
— Короче, — сказал д′Артаньян. — Я решил сочинить пятый уровень. Я сделался снова д′Артаньяном и Алоизом Фрязиным одновременно. И не поехал в Ломбардию после выздоровления Иоанна. Я решил остаться.
— Ну, ты, козел! — закричал Матвей. — Мы же договорились…
— Козла прощаю, — сказал Леха. Он замолчал и задумался. — Но я признаюсь вам, ребята, я не мог оставить Анастасию…
— Ну, все ясно, — сказал я. — Он пошел на гарантированный проигрыш… Я ведь тоже там был, на твоем пятом уровне.
— Ты поставил под угрозу не только свою жизнь. Это, в конце концов, твое дело. Результат четырех лет нашей работы мог пойти псу под хвост. Товарищ, называется! — Матвей рассвирепел не на шутку. — За базар придется отвечать всем…
Я понял, что надо гасить волну:
— Что случилось, то случилось, — сказал я. — Не будем забывать, ребята, что мы в кардиологическом отделении Института имени Склифосовского, и один из нас — пациент. Давайте успокоимся и выясним все по порядку, — начал я увещевать обоих.
Матвей, как настоящий Портос, был отходчив.
— Ну, ладно, — сказал он. — Ты, Леха, всегда выбирал несимметричные варианты. Рассказывай дальше.
— Я пошел туда Алоизом Фрязиным, — начал Леха. — Когда Анастасия заболела, сразу вокруг начали шептаться, что дело не чисто. Честно говоря, мне это тоже приходило в голову. Я решил вмешаться, хоть и понимал, что Бомелий будет против изо всех сил. Пришлось сказать Ивану. Тот был в прострации и вообще плохо соображал. Только смотрел круглыми, как у собаки, глазами. Что-то совершалось в его душе. Однако после кивка Ивановой головы все от меня отстали.
Я был рядом с ней, и днем, и ночью. Спал перед дверью почивальни на плетеном коврике. Сам подносил ей питье и лекарства, никого не подпускал. У меня крепло подозрение, что кто-то дал царице яду. Но невозможно было определить, кто и какого. Болезнь началась еще осенью прошлого года, во время очередного богомолья в Можайске. Меня в этом путешествии с царской семьей не было, я мог судить только по симптомам болезни. С ужасными муками Анастасию в ноябре 1559 года привезли в Москву совсем больную. К весне следующего года она была уже слаба. У неё постоянно кружилась голова, иногда терялось сознание. Все, что съедала, тотчас выходило наружу, как сверху, так и снизу. Зуд, сухость во рту. Сердце билось неровно. Типичные признаки отравления.
Прежде всего я исключил возможность внешней доставки яда, насколько было возможно. Для этого я сам готовил ей питье и пробовал от каждого блюда, которое приносили повара.
Из ядов здесь знали и, по слухам, иногда применяли болиголов, траву-наперстянку, грибы — бледные поганки, мышьяк, ртуть, свинец. Какой конкретно здесь был применен, выяснить оказалось невозможно.
Я попытался очистить организм, давая ей в изобилии кипяченую воду с соком итальянского лимона. Толок древесный уголь и заставлял глотать с питьем. Ну, и обычная диета. Исключил жареное, жирное, соленое.
Леха замолчал. Было видно, что он волнуется, рассказывая. Я начал подумывать, не прекратить ли исповедь, и коснулся рукава его куртки. Он понял и сказал:
— Да вы не бойтесь, хуже не станет. Я уже вполне…
— Тогда рассказывай, — согласился я.
Коридор кончился, и мы повернули обратно.
— Ну вот, — продолжил Леха. — Время шло. Все уже привыкли, что я всегда рядом. Царь Иван каждый день приходил к её постели.
Когда Анастасии делалось лучше, она осознавала действительность. Тогда, увидев мужа рядом с собой, царица говорила.
— Ванечка, иди, отдохни, устал, поди, бедный.
И смотрела на него заботливо.
Часто просила привести Федю, младшего сына. Она, похоже, его любила больше, чем старшего. Или потому, что маленький, не знаю.
На глазах царя то и дело появлялись слезы. Он бормотал что-то невнятное и вращал испуганными глазами. Иногда угрюмо замолкал и смотрел в одну точку.