Я посмотрел на нее внимательно, она стояла, опустив руки, и покорно ждала – а что ей еще оставалось? Женщина создана, чтобы быть игрушкой и вещью. Белокурая и синеглазая, как все северянки, тоненькая, обыкновенная. Но было в ней какое-то отличие, которого я не понял, потому что не стоило задумываться над такими пустяками.
– Товар лицом, грек, – сказал я, сел рядом с Валедом и налил себе прекрасного вина, за которое, разумеется, пошлины не платили сроду.
Грек привычно сдернул с девушки покрывало, она покраснела – как все они, когда их впервые раздевают перед покупателем. Через месяц будет плясать в кисее и искусно услаждать стряхнувших семейные и деловые заботы купцов. Даже удовлетворения не чувствуешь, зная все наперед.
– Что ты посоветуешь? – спросил меня Валед.
– Ничего особенного, – решил я подыграть. – Да и вообще эти, с Оловянных островов, плохо переносят наш климат.
Поторговавшись, сошлись на семидесяти драхмах.
– Понимаешь, Рино, у меня сейчас свободных денег нет… – сказал Валед.
Я прекрасно знал, что это означает, – деньги у него, разумеется, есть, но он раздобыл для меня что-то интересное, и семьдесят драхм – цена тому. Поэтому я беспрекословно заплатил греку, он выкатился, кланяясь, покупку отвели в то крыло, где дрессируют новеньких, и я повернулся к Валеду.
– Вчера стража Лабиринта схватила еще одного отравителя. От него ничего не добились.
– Ну, милый мой, – сказал я. – И за это я платил?
– Кто-то этой ночью пустил стрелу в Горгия. Промахнулся, и охрана сгоряча его зарубила.
– Уже интереснее, но…
– И наконец, – сказал Валед. – Люди Пасифаи тайно подкупают солдат и войсковых начальников в Фесте и Амнисе.
– Только солдат?
– Да, – сказал он. – Умная баба, но логика типично женская – что она добьется с помощью нескольких подкупленных полков?
– Что ж, я платил не зря, – сказал я. – Игра переходит в новое качество…
Мы немного поговорили о Пасифае и ее яростном желании уничтожить Минотавра – свой вечный позор. Мы говорили, называя вещи своими именами и не выбирая выражений, так что наш разговор по сути являлся государственной изменой, за которую по закону раздирают лошадьми на площади. Но подслушать нас здесь никто не мог, а доносить друг на друга мы никогда не стали бы. Донос – пошлое оружие слабого. Люди вроде нас с ним, даже став врагами, сражаться будут лишь с помощью сложной и отточенной до бритвенной остроты интриги.
Пасифае не удастся уничтожить Минотавра с помощью подкупленных солдат – потому что противостоят ей Минос и Горгий, их отборные войска и мощь дворцовых стен. Тайну Минотавра, кроме богов, от которых, к сожалению, ничего не скроешь, знают лишь три человека на свете – Минос, Горгий и я. Минос все придумал, Горгий – его верный помощник. Ну, и лоскутки тайны известны мелким исполнителям, без этих неизбежных издержек, мелких утечек информации в таком деле не обойтись. Что же касается меня – я раскрыл тайну год назад, после напряженнейшей работы ума, отсеивая из океана сплетен и болтовни крупицы истины, кропотливо отделяя правду от лжи, сопоставляя, анализируя, исследуя неясности и темные места. И отыскав разгадку, стал безгранично уважать Миноса – такие люди безусловно заслуживают уважения, я сам не придумал бы лучше. Правда, и меня следует уважать – за то, что я силой лишь собственного ума разгадал совершенное хитроумнейшим Миносом.
Я ушел вскоре, зная, что Валеду не терпится добраться до новой покупки. Старая история – неделю он от нее не отойдет, потом она ему надоест и отправится к танцовщицам.
Стремление убраться подальше от городской пылищи привело меня в порт. Там дул свежий ветер, а вот гама было побольше, чем в городе. Носильщики разгружали прибывшие корабли и нагружали отходящие, повсюду шатались пьяные моряки, среди которых было немало пиратов, шмыгали шустрые типы, предлагавшие ошейники для рабов, заморские диковинки, травы, уносящие в мир грез, и молодых рабынь, неизвестно каким образом добытых, а также драгоценности столь же сомнительного происхождения и вообще все что угодно. Портовая полиция зорко наблюдала за этим вавилонским столпотворением, изо всех сил заботясь о своем благополучии. Царских соглядатаев и чужестранных шпионов здесь было, наверное, больше, чем на всем Крите.
Я направился в кабачок «Петух и якорь», который держал оборотистый финикиец, шпион Сидона, как доподлинно было известно. Иногда он раздобывал кое-что и для меня.
Но и здесь не удалось скрыться от бесполезных знакомых, встречи с которыми не приносят никакой выгоды. Двое гуляк с моей улицы, неисповедимыми путями затесавшиеся в порт, вывалились мне навстречу из низкой закоптелой двери.