Наш поцелуй всё длится. Её ручки тоже не только обнимают — рыскают по моему телу, словно потеряли ручку от двери к моему естеству и верности. Хотят открыть врата безудержной страсти и потому служат символом безмерной смелости беловолосой хозяйки.
И нашли, скользнув по плотному возвышению на тонких шортах. Нашли и остались, сжимая болящий от сдерживающей его ткани, член.
Я сам не заметил, как забрался под подол сарафана. Прошёлся по глади бёдер к пылающему уголку. Ткань трусиков нежная и податливая, словно вторая кожа, не скрывая влаги, она позволяет ласкать сквозь себя. Настя с готовностью распахнула ножки и я смог опуститься к мягким глубинам створа.
Ласки продолжаются. Штормом грохочет фильм, озаряя наше укромное место всполохами. Мы на перепутье: либо продолжать ласки сквозь ткань, либо сдёрнуть всякие преграды.
— Подожди… — выдохнула моя прекрасная дива.
Ловкими движениями она вмиг освободилась от трусиков. Я перехватил руку и забрал комочек ткани. Наши взгляды переплелись и словно это включило какие-то магниты — мы прижались друг к другу, снова сливаясь в поцелуе.
Настя вернула ручку на укрытый тканью член, но я помог ей преодолеть эту преграду — дернул за шнурок пояса и направил ручку внутрь. Все резинки мягкие, так что ей без труда удалось нащупать трепещущий ствол. Мне же многого не надо, чувствовать нежность тёплой ладони и слабые фрикции — это уже стремительно влечёт к быстрому взрыву.
Я оторвался от чудного на вкус рта…
— Нам нужны салфетки. Или бумажные, или влажные. Можно тканевый платочек.
— Что-то случилось? — не поняла она.
— Случится, — улыбнулся я.
Она нахмурила бровки, а потом прыснула. Я тоже посмеялся.
— Бомбус! — выдохнула Настя. — Можно я так буду тебя называть?
— А что это? — смутился я.
— Это шмель с древнегреческого. Прикольно же?
— Вообще да, — покивал я.
— Значит можно? — с надеждой повторила Настя.
— Можно.
— Бомбус, Бомбус… м-м-м, мне нравится. Просто сейчас я должна сказать кое-что, а обращаться по имени не могу. Понимаешь?
Я искренне постарался прогнать в мозгу её доводы, абстрагируясь от гремящего кинопоказа. Кивнул.
— Ты же знаешь, Бомбус, что Пчёлка может… может… — пытается договорить Настя, — пить нектар.
— Моё ты чудо, — не выдержал я и легко поцеловал сначала в губы, потом в нос и лоб.
Она с готовностью воззрилась на меня. Я же быстро всё обдумал и говорю:
— Нет, Пчёлка, я бы не хотел, чтобы кто-то застал нас в таком виде — он строго для уединённых встреч. А вот на то, что мы будем руками друг друга ласкать, пусть смотрят. Вернее, — тут же поправился я, — не пусть. Я имею в виду, если вдруг случайно кто увидит.
— Хорошо, — с умилительно серьёзным лицом кивнула она. — Тогда, может быть, используем трусики? Которые ты забрал.
— Во-первых, не хотелось бы портить добычу, — улыбнулся я ей, — а во-вторых, думаешь их хватит?
Она засмущалась. Я же действительно задумался, как нам быть? Все варианты одинаково неподходящие, хоть вообще не доводи до оргазма. Меня, что не самый худой вариант на мой взгляд, ибо ласкать Настю — это само по себе удовольствие.
— Ой, прости! — вдруг спохватилась Настя и полезла в сумочку. Вскоре она выудила пакетик с бумажными платочками. — Их хватит?
Я кивнул и мы счастливо улыбнулись, а спустя несколько секунд уже жадно приникли друг к другу, запустив руки к истокам.
Степень удовольствия начала стремительно расти. Настя стонет уже не так тихо, благо фильм прощает всё. Вдруг она прошептала:
— Войди в меня пальцем…
Я на миг протрезвел, но тут же дурман снова начал охватывать разум, словно туман.
— Не сегодня, моя Пчёлка. Для такого события нужно более подходящее место.
— Я не выдержу… — едва вымолвила Настя, как её взяла сладкая истома.
Мне же осталось только усилить напор и чутко ловить малейшие интонации в движениях тела и мимике. Ручка сжимающая член просто сжалась, но для меня хватит и этого. Причём мне ещё далеко до финиша, что лишь поможет нам избежать лишних хлопот.
Прекрасный миг настал — Настей овладела пиковая волна удовольствия, а я, словно летописец или бард, могу это запечатлеть и воспеть. Трепетную лань, застывшую в сладком плену. Она сжимает мне руку ногами. Сейчас достаточно только нескольких лёгких движений, чтобы завершить эту партию с ловкостью и драматизмом виртуоза-пианиста. Пусть у меня не получится идеально, но это мой священный долг.