Она обдала меня гневом и, не став выяснять, что же имею в виду, ринулась к учебному корпусу.
От компромата есть плюсы. В отношении Бурёны — это доступ к кухне. За небольшой период наших особо «близких» отношений, она уже знает, чем угодить и потому держит гранатовый и ананасовые соки. За бутылкой последнего я и зашёл.
Неспешно прогуливаясь по лагерю, задумался о роли новообретённого предмета. Платочек лежит в кармане. Уже почти сухой. Всякий подумает, и правильно сделает, что мне он нужен для одного дела. Зачем ещё фетишисты охотятся за подобными артефактами?
Я приложился к стеклу и сделал несколько глотков. Приятной кислоты и сладости жидкость обдала рот и вторглась в мозг безумной гаммой вкуса.
Избегая мастурбации, я словно обрубаю ноги своему фетишизму. Но вместе с тем дарую крылья более сильному чувству. Можно сказать, наваждению или даже мании. Словно заклинатель змей, я пытаюсь управлять стихией, исследую её, а за одно и себя. Смотрю в чёрные бусинки глаз этой кобры, если не гидры. Балансирую на грани.
Может ли страсть стянуть человека в пропасть? Этот вопрос не требует ответа, скорее уж надо спросить — можно ли удержаться, когда уже поволокло? Проживая здесь, в лагере «Лесная сказка», я нашёл себе цель и смысл жизни. В исследовании, в познании, в обдумывании.
Я навёл порядок на площадках, подобрал джинсовую курточку, оставленную Дилярой. Уже завтра будет первый раз посещения сменой верёвочного парка — это одна из любимых забав. После случая с Мышей, я проверяю узлы, крепления и карабины с особой тщательностью. Вот и сейчас, пока есть время до ужина, пройдусь в прореженный лесок за домиками и проверю основные элементы.
Часть верёвки на зиму снимается, остаются только основные элементы путей. В теории убирать надо всё. Открытая атмосферная среда разрушает нити и может быть срыв. Суровая же практика такова, что мы, хотя будет правильней сказать я, заново провешивая перила и прочие элементы парка, проверяем на прочность перезимовавшие элементы. Причём не на халяву, а с перегрузками. Если внимательно относится к изменениям и признакам, то удаётся всё держать под контролем.
Хвойный дух наполняет мир. Разогревшись на солнце, ели и сосны особенно сильно исторгают аромат, прогоняя всякую хворь. Я бросил курточку на стол и полез по лесенке к началу всех путей. Здесь у нас своего рода склад — в домике на дереве. Взгляд упал на обвязки. Вещь не только функциональная, но и довольно провокационная.
Удобнее всего надевать обвязку на самую тонкую из имеющейся одежды. У девочек это брюки и шорты в обтяжку, либо термобельё. Любой из перечисленного — это откровенный наряд. Да спорт, да у некоторых ни форм, ни темперамента, но нижняя обвязка даже в самом тяжёлом случае охватывает бёдра так, чтобы их выделить, подчеркнуть. Ткань при этом натягивается.
У парней и мужчин обычно нет стеснения из-за выпирающего органа, но даже для нас обвязка — это своего рода эксбиционизм. Конечно, всё это имеет значение лишь до тех пор, пока ты на земле. Даже самые стеснительные из бывавших в лагере девчонок, в итоге забывали про всё.
С громким треском, всю мою мечтательность и неспешность выбило вон. Из глотки вырвался вскрик, а руки судорожно вцепились в перила.
Оборвалась основная верёвка, к которой цепляются брёвнышки. Правая сторона. Вот хвост верёвки вынырнул из череды карабинов и деревяшки задёргались на второй, ударяясь друг о друга.
Судорожно опустился на руках и разжал пальцы, чтобы повиснуть на страховке. Надо перевести дух.
Под задницей метров пять. Уносятся вверх сосны, всё так же щебечут птицы, а сердце, как шаманский бубен, гулко стучится в груди.
— Фу-у-ух, мать твою…
Несколько успокоившись, я укрепился, подключив ещё и верхнюю обвязку и пополз обратно. Хорошо ещё, что никто…
— А ты везунчик!
Я вздрогнул и заозирался — тяжело смотреть вниз, вися как ленивец на верёвке.
— Кошка! Ты чего тут забыла?
— Вовсе не забыла. Слезай, дело есть, — поманила она.
— Кстати… — натужно выдавил я, подтягиваясь, — хорошо, что пришла. Поможешь мне.
— Ну уж нет, — рассмеялась она. — Теперь точно нет.
— Теперь?
— Ага, — весело заявила она, — мне же должно что-то полагаться за молчание, что у тебя тэ-бэ не соблюдается.
— Ах ты лиса хитрожопая!
— Твоя школа, — тут же донеслось снизу.
— Моя?! Это где я хитрожоплю?
— Спроси лучше, где нет, Саша, — пропела та. — Давай быстрей, а то нас хватятся.
— За хрен свой… — делай последнее усилие, прорычал я, — пусть хватаются.
Спустя пару минут оказался на земле. Хитрые и весёлые глаза кошки сопровождали весь путь.