Повсюду алеют крупные гроздья рябины. Николай, собирая букет, обходит всю поляну по краям, зорко вглядываясь в окрестности. Но ему не удается увидеть, как приблизившийся за это время отряд всадников, получив приказ от командира, спешивается и рассредоточивается за деревьями по периметру, стараясь ничем не обнаружить себя.
Собрав букет, Николай галантно преподносит его царице и остается возле ее кресла. Александра Федоровна бережно перебирает букет, внюхиваясь в каждую травинку.
Когда Николай не улыбается царице и не занят разговором, у него отрешенное, трагическое лицо.
Молодежь продолжает резвиться на природе. Затевают игру в горелки. Вначале водит кто-то из домочадцев, но вот уже Анастасия с завязанными глазами в центре широкого круга. Она не выпускает из рук сорванную невзначай яркую гроздь рябины.
Сцена снимается сверху, и нам видно, как Анастасия, кружась и напевая, стремительно приближается к обрыву на самом краю поляны, скрытому густым орешником, о существовании которого никто даже не подозревает.
Камера снова возвращается к обычному ракурсу, но мы уже знаем, что каждый шаг приближает Анастасию к страшной черте. Вся шумная веселая компания как бы отдаляется, Анастасия с завязанными глазами остается одна на самом краю обрыва.
Вот уже ее нога в высоком ботинке не нащупывает почвы и зависает в воздухе… Неловкий взмах руками… – и ее подхватывает кто-то в армейской шинели, чьего лица из-за густого кустарника мы не можем разглядеть.
– Вы заигрались, княжна, будьте осторожны, – негромко произносит ее спаситель по-французски и поворачивает Анастасию лицом в безопасном направлении.
– Идите прямо к своим, на голос.
Княжна неуверенно делает шаг, другой, срывает повязку, оглядывается по сторонам:
– Кто вы? Как вы здесь оказались?
Но никто не отзывается, вокруг тишина. Она осторожно раздвигает кустарник и отшатывается назад – прямо перед ней открывается крутой обрыв. Медленно, ничего не понимая, она возвращается на поляну к играющим, задумчиво покусывая ягоды с рябиновой кисти.
Всех уже собирают обратно в вагоны, и Анастасия, отбросив ветку, бегом возвращается к своим.
Поезд, пыхтя и обдавая все вокруг белым нарядным паром, медленно отходит, набирает скорость.
У насыпи на переднем плане по-прежнему алеет брошенная царевной ветка. Тот самый человек в шинели протягивает руку, поднимает ветку и долго держит ее на ладони. Лицо его по-прежнему скрыто от нас лакированным козырьком офицерской фуражки. Бережно, одними губами, как бы целуя, он трогает красные сочные ягоды.
И тогда мы снова видим, как на отдалении вслед за поездом, пригнувшись к лошадям, скачут всадники.
Октябрь 1917 года. Сибирь Ночная станция
Ночь над Сибирью. В лунном свете виднеется полотно железной дороги, слабо освещенный поезд из трех вагонов. За ним поодаль вдоль полотна движется все та же группа всадников, стараясь держаться вне поля зрения охраны поезда.
Состав подъезжает к небольшой станции. Косо висит пробитая пулеметной очередью жестяная вывеска с невнятным названием станции, последние буквы …аѣвскъ (Алапаевск). Вывеска грохочет под напорами ветра.
Слабые пятна света от сонных окошек станционного здания, скользящие по земле редкие блики электрических фонарей, суета, ругань солдат, лязг сцепляющихся вагонов, пыхтение паровоза, крики команды: «Сдавай назад, назад за стрелку! Кому говорю (мат)!»
Поезд темный, глухой. Только в одном из вагонов чуть светится за сдвинутыми шторами пара окошек. На боку синего спального вагона – уже изрядно оббитый и изувеченный российский герб с царской короной наверху. У орла нет одной головы, болтается на честном слове вывернутая лапа. Золоченая корона, поскрипывая, качается на гвозде.
В вагонах неспешно открываются тамбуры, солдаты-конвоиры с примкнутыми штыками показываются на подножках, некоторые спрыгивают вниз, разминаются. Снаружи зябко и стыло, похоже, срывается поземка, от дыхания идет пар.
На перроне появляется в сопровождении солдат красный комиссар. Это Яков Юровский, он бежит к паровозу, издали кричит машинисту:
– Кто разрешил, кто разрешил, я спрашиваю! Уберите немедленно царский поезд, уберите за станцию, на последний путь. Никто не должен видеть, уберите поезд!
Огромная, болтающаяся на правом боку деревянная кобура с маузером то и дело бьет его по колену. Комиссар на ходу обращается к кому-то:
– Проследите, чтоб окна были глухо зашторены, чтоб свет не выбивался.
Под лязганье и сопенье поезд маневрирует, медленно сдает назад, уходит в темноту, за ним не спеша следуют несколько солдат конвоя, некоторые висят на подножках.