Домой Толя приходил, переполненный впечатлениями, и щедро делился ими с отцом и матерью. Родители с надеждой смотрели на своего старшего. Какая-то обещающая, радостная сила сияла в его глазах. Мать подкладывала ему на тарелку. Он ел с аппетитом, на который никогда не мог пожаловаться. У него был отличный аппетит и к еде, и к работе.
- Вы только мускулы потрогайте, - говорил он отцу. - Мало у меня работы: я бы в три раза больше сделал.
Состоялось комсомольское собрание, которого с таким волнением ждал Анатолий.
Небольшой зал. Одинокая электрическая лампочка на потолке освещала стол президиума, покрытый кумачом, молодые лица за столом и в зале. Словно впервые Толя увидел давно знакомых товарищей по работе, по лыжам, по ФЗУ. Когда его вызвали, он вышел к столу.
Рассказал биографию, отвечал на вопросы. Спрашивали об индустриализации, о том, что знает по истории партии и комсомола, о дисциплине.
- Расскажи, как принес в цех картошку, чтобы испечь ее в мартене.
Грохнул смех.
- Как в газогенераторной коробке отсыпался!
- Почему в газетах читаешь только про физкультуру и спорт?
- А что такого? Он собирается в авиацию.
- В авиацию принимают развитых не только физически, а и умственно, идейно. Вот расскажи, Серов, как ты спорт понимаешь.
Толя, краснея от смущения, откровенно говорил все о себе, о своих недостатках. Потом стал слушать. Ребята разбирали его ошибки, но каждый заканчивал выступление тем, что рекомендовал Серова в комсомол. За него выступила и девушка-библиотекарь, сказав, что он очень думающий парень, в последнее время читает газеты и книги, интересно говорит о прочитанном и у него хорошая душа. Свиридов дал слово Серову. Тот поднялся, вышел к столу и с такой подкупающей искренностью сказал:
- Досталось мне сегодня. Я понимаю, конечно. Это все верно. Очень трудно стать дисциплинированным. Но все-таки я своего добьюсь и обещаю, что одолею все это.
Единодушно он был принят в комсомол. После собрания ребята гурьбой шли по домам. Толя думал: "Вот они какие! Как это я раньше не замечал - умные, все понимают. Просто не задаются, не хвастают, как другие". Он с недовольством подумал, что другие - это он сам, любивший прихвастнуть. Правда, он никогда зря не хвастал, а что обещал, то и делал, хотя и не всегда успешно - вот как с полетом, например. Ткнулся в огородные грядки!
Он пошел со всеми и стал подпевать уральской песенке:
Под окном черемуха колышется,
Распуская лепестки свои.
За рекой знакомый голос слышится
Да поют всю ночку соловьи...
Как ветер, влетел в дверь дома:
- Приняли! Я комсомолец!
Комсомольская семья
Через тринадцать лет, выступая однажды перед молодежью, Анатолий говорил:
"С любовью вспоминаю о годах, проведенных в комсомоле. Я горжусь тем, что вырос в комсомоле, что комсомол воспитал меня. Для меня особенно дорого воспоминание о том, что комсомол дал мне путевку в жизнь, что, благодаря комсомолу, я стал летчиком.
В детстве я был отчаянным мальчиком. В рабочем поселке на Урале мне казалось тесно и скучно. Хотелось поехать путешествовать, посмотреть другие страны. Однажды летом я вышел из дому и отправился... в Америку! Конечно, путешествие мое не состоялось. Затем, будучи учеником ФЗУ, я частенько увлекался улицей. Учеба и работа не поглощали всей моей энергии, и я тратил ее без пользы. Но вот в 1926 году в фабзавуче я вступил в комсомол. Коллектив начал направлять мои мысли в сторону учебы и общественном работы. Комсомольская работа целиком поглощала время, свободное от учебы. Появился большой интерес к коллективу... А спортом я так увлекся, что одно время держал по лыжам второе место по Уралу".
В комсомольской организации состояло около 150 человек, несколько ее членов были избраны в районный комитет комсомола. Секретарями организации были последовательно Сухоруков, Свиридов, Туев. Толя дружил с ними всю жизнь.
Серову поручили клубную работу. По его настоянию пригласили инструктора физкультуры. Приятели Серова по лыжам один за другим потянулись в клуб имени Первого мая.
Руководил рабочим клубом артист Михаил Григорьевич Разумов. Он приехал в Надеждинск по договору на один год. Потом остался "на годик", потом еще "на годик". Каждый раз, когда истекал срок договора и можно было вернуться в Ленинград, возникало новое обстоятельство: то был затеян капитальный ремонт клуба и устройство отдельных помещений для кружков художественной самодеятельности, то поступало новое оборудование или музыкальные инструменты, о которых Разумов долго хлопотал, то, как теперь, в 1926 году, начался большой прилив молодежи в клуб.
- Приехал на годик, - шутливо жаловался он знакомым, - а уж пятый год не могу вырваться. Вот Серов притащил совсем зеленую молодежь, прямо с улицы. Хочу помочь комсомольцам обтесать эту ватагу, приучить к книге, к культуре, к коллективу. По правде сказать, славные ребята, и с ними приятно работать. Сам молодым становишься.
С помощью партийного бюро завода укрупнили библиотеку, появились новые книги. Стали устраивать коллективные чтения. Очень полюбились молодежи беседы о прочитанном. Собирались вечерами в одной комнате, читали, спорили, учились думать, искать правильные решения, ясно и связно высказывать свои думки.
Роман А. А. Фадеева "Разгром" многими молодыми надеждинцами перечитывался по нескольку раз. Драматический кружок поставил инсценировку "Разгрома" и в антрактах зрители - недавние партизаны и бойцы Красной Армии - вспоминали гражданскую войну в Сибири и на Дальнем Востоке. Родными казались образы Левинсона, Бакланова, Метелицы, который особенно увлекал их своим неуемным, бесстрашным характером. Зачитывались "Чапаевым" Дм. Фурманова, Беззаветная преданность Советской власти, Родине, народу, яркая одаренность комдива, исключительное мужество народного полководца, весь сложный и сильный характер Чапаева вошли в душу Толи как идеал, которому он будет подражать.
А вот "Мартин Иден" Джека Лондона вызвал споры и недоумение. Виктору нравились настойчивость и упорство Идена в достижении поставленной цели. Анатолий был возмущен стремлением героя войти в "высшее общество". Девчата восхищались Иденом, жалели, что он так бессмысленно покончил с жизнью. Лучше бы погиб в борьбе с капитализмом. А такая смерть все равно, что сдаться врагу.
- Верно, Нюсечка, - подхватывал Толя. - Да и погиб он от своего одиночества. От одного берега, от своего класса, оторвался, отчалил, а к другому не мог пристать - он выше этой публики был по уму и таланту. А корни, которые связывали его с народом, пересохли.
Мысль у молодых людей оживлялась, возникали сравнения, высказывались мечты, назывались в глаза недостатки друг друга. Шумели, волновались, прямо и требовательно смотрели друг Другу в глаза, полные доверия и подлинной дружбы.
И когда прошло много лет, участники этих шумных, веселых, горячих сходок и споров с великой любовью вспоминали свой клуб.
Одна из активисток клуба, Т. Потеряхина рассказывала:
- Жили мы тогда хоть и в тесноте и занимались где попало, а все-таки замечательно было! Клуб у нас был маленький, а уютный. Книгу ли читали, была ли вылазка в лес или вечер самодеятельности - каждое дело мы проводили горячо, по-боевому. И это несмотря на то, что в клубе холод стоял, хоть собак гоняй. Сидим в ушанках, полушубках, валенках, закутываемся в платки... Один Толя приходил в свитере, в лыжных пьексах, румяный, смеялся так, что с улицы слышно, и уж там догадывались - Тошка пришел. А сколько спорили о том, каким должен быть комсомолец!.. В этих спорах мы росли, становились как-то богаче духовно, сильней.
Рос вместе со всеми и Толя. По окончании учебного года на первое место вышла группа, в которой учились братья Серовы. Впереди шел Анатолий. За ним тянулись остальные. У него было замечательное качество - подтягивать вперед других, помогать, быть заразительным примером в лучших своих стремлениях.