Два дня он буквально не отходил от девушки, не давал никому помешать их сближению, возил ее в театр, в клуб писателей, где уже завел себе хороших друзей, а на третий день, сидя с ней у нее дома, вдруг придвинул к себе ее кресло и сказал:
- Все шутки да развлечения, Валюша... Но я хочу серьезно просить тебя, чтобы ты разделила со мной мою жизнь. Будь моей женой.
Открытый и чистосердечный взгляд Серова убедил Валю в серьезности его слов. Но она немножко растерялась.
- Давайте подождем немного. У меня в Ленинграде мать - мой единственный большой друг. Поеду к ней, посоветуюсь...
Видя, как он нахмурился, она взяла его за руку.
- Ведь это очень серьезный шаг, Толя.
Неясной тревогой пронеслось в ее душе что-то вроде предчувствия его трагической судьбы. Она с тоской подумала, насколько непрочным и недолговечным может быть большое счастье, которое само врывается в ее жизнь.
Анатолий покорился.
- Поезжай. Хотя, говоря по правде, все ясно, и что тут обсуждать? Когда ты едешь? Поезжай сегодня же.
Вечером он проводил Валю на вокзал, и она "стрелой" отправилась в Ленинград. Клавдия Михайловна в то время играла в театре имени Пушкина. Утром Валя была уже у нее. Они завтракали вместе. Раздался звонок по телефону. Валя взяла трубку и вдруг услышала голос Анатолия.
- Здравствуй, это я!
- Толя!? Здесь? В Ленинграде?!
- Только что прилетел... Только не думай, что это из-за тебя. Я здесь по делу.
- Я и не думаю. Но если есть время, зайди к нам.
- Только сначала я заеду за одним другом, мы вместе придем. Разрешаешь?
- Почему с другом? А один ты...
- Сама понимаешь, страшновато все-таки... Друг у меня хороший, замечательный. Евгения Птухина знаешь?
Через несколько минут он был уже у Вали. С ним явился его боевой товарищ Евгений Саввич Птухин, известный уже нам герой испанских сражений.
Клавдия Михайловна предложила гостям сесть. Серов было сел на один стул, но тому явно угрожала поломка - он затрещал. Серов скорей пересел на диван и прямо обратился к Клавдии Михайловне:
- Что ж, мамашенька, отдаете вы мне свою Валю?
Мать ответила с улыбкой:
- Сама пусть решает. Ее воля.
- Скажи, Валя, - спросил он немедленно.
- Скажу в Москве.
- Когда ты вернешься? Давай сегодня провожу тебя.
Спорить с ним было невозможно. Весь день они провели вместе, гуляли по Ленинграду. Вечером он и Птухин усадили ее в "стрелу". А утром, выйдя на вокзал в Москве, Валя увидела Серова. Подтянутый, выбритый, он шел к ней с огромным букетом сирени. Валя была ошеломлена и покорена.
На его вопрос она тихо ответила:
- Ладно, Толя...
Серов, охваченный радостью, признался:
- Так спешил, что первый раз в жизни при посадке сделал "козла"! Позор!
В тот же день он повез невесту в Чкаловскую и познакомил со своими родными.
Его родители переселились под Москву, с ними жили и его младшие сестры Агния, Надя и Маргарита. Брат Евгений остался в Надеждинске, он работал сменным инженером в мартеновском цехе их родного завода.
Любовь Фроловна была занята стиркой, сын с невестой застали ее за этим занятием. Выпрямившись и вытерев руки, она внимательно посмотрела на Валю.
- Мамашенька, вот моя невеста.
Она обняла девушку.
Толя водил Валю по всему городку, знакомил с друзьями, был ужасно горд, что она всем понравилась. Константин Терентьевич говорил впоследствии:
- Мы поняли, что решение его продумано и серьезно. Вскоре они зарегистрировались. Нам было приятно, что сын нашел себе подругу жизни. Он часто вместе с ней навещал нас, или мы ездили к нему в Москву. Он постоянно помнил и заботился о нас.
Анатолий и Валентина поселились сначала в гостинице "Москва", там жили до сентября, когда получили квартиру на Лубянском проезде (ныне проезд Серова).
Лето провели в селе Архангельском, в доме отдыха. Анатолий с друзьями ежедневно улетал в Тушино, где тренировался к полетам, назначенным на 18 августа. Иногда он прилетал в Архангельское и кружил над самым домом так низко, что обитатели разбегались с террасы. В эти месяцы Валя снималась в киностудии, в картине "Девушка с характером", и продолжала играть на сцене.
Весь тот год был годом большого счастья для Анатолия. Жили дружно, часто забавлялись, как дети, дурачились. Приходя домой, Серов звонил долго, пронзительно, точно сзывая на аврал всех домочадцев. Первый вопрос был к домработнице Тане:
- Валька дома?
И бежал искать ее по закоулкам квартиры, пока не находил в уголке, где она пряталась. Тут начиналась веселая возня, смех, шум. Таня качала головой, но не могла не смеяться вместе с ними.
- Вот ураган прилетел! - ласково ворчала она. Но если что-нибудь случайно отвлекало от него его Валю, он впадал в уныние. Так, на одном вечере в клубе писателей его увели сниматься со знатными людьми, а Валя осталась танцевать в другом зале. Серов хоть и покорно занял свое место и дал себя сфотографировать, но вышел на снимке таким унылым, что жалко было на него смотреть.
Встреча с Чкаловым
Но и женитьба и счастливые "медовые" месяцы не могли отвлечь Анатолия от полетов, от его кипучей деятельности в Главной летной инспекции.
Практическую и инспекторскую работу свою и своих товарищей Анатолий Константинович тесно связывал с научно-исследовательской, теоретической мыслью, много читал по специальным вопросам авиации. Изучал историю партии, не мысля себе отрыва боевой практики советского летчика как от теории и истории авиации, так и от вопросов научного коммунистического мировоззрения. "Советский герой, - писал он, - это патриот своего Отечества, это большевик-интернационалист, сознающий все великое значение СССР - родины международного пролетариата".
Снова завязались у него тесные творческие отношения с институтом. Пришел он теперь туда не как прежний "мятежник", "бунтарь", "хорохорец", а как один из созидателей новой эпохи в развитии нашей скоростной авиации, как человек, которому доверены были проверка и контроль работы Военно-Воздушных Сил, их кадров, материальной части, вооружения.
В институте и на заводах он испытывал новые конструкции, знакомился с чертежами и дал немало указаний по улучшению и совершенствованию самолетов. К его словам прислушивались, их охотно использовали наши авиаконструкторы. По распоряжению Я. В. Смушкевича он был прикреплен к ЦАГИ, где в это время начинались работы по созданию новой сверхскоростной машины. Анатолий собирался первым совершить полет на этом самолете. Почти ежедневно посещал завод, начиная с момента проектирования нового самолета, изучая макет, следил за постройкой машины, участвовал в совещаниях. Конструкторы с огромным интересом беседовали с ним и впоследствии еще долго применяли его советы в своей работе.
В то же время он непрерывно тренировался, в особенности уделяя внимание тренировке на скоростную посадку, используя посадочную скорость новейших истребительных самолетов.
Он стремился поставить работу инспекции так, чтобы была реальная возможность смело экспериментировать. Не только проверять, но и толкать вперед. Анализ и расчет у него сочетались с дерзостью и смелостью обобщений.
На поверхностный взгляд могло показаться, что Серов слишком много требует от людей, переоценивает их способности. На поверку выходило, что он видит и смело вызывает к действию до того времени скрытые в человеке талант и инициативу.
"Присмотришься - он все прекрасно представляет себе и очень трезво оценивает обстановку", - говорили инспектора, близко узнавшие его на работе.
Партия и правительство окружили Серова и его друзей вниманием и любовью. Им были созданы все условия для работы. Это внимание глубоко волновало Анатолия, хотя и было вполне естественным и заслуженным.
- Мне думается, - говорил он друзьям, - что все, что я сделал, это только малая часть того, что я могу и должен сделать для нашего народа, для нашей страны, для нашей эпохи. Я часто задаю себе вопрос, кем бы я стал, если бы не было Советской власти? Вероятно, каталем или чернорабочим. Партия, комсомол, страна воспитали, закалили меня.