Тарасов поставил в известность клубное руководство: все первые матчи чемпионата-73/74 будут проводить молодые тренеры. Но за скобки себя выносить не стал. Когда команда, ведя в Челябинске в счете 5:1, вдруг проиграла 6:7, Тарасов по возвращении ее в Москву как мог успокаивал молодых коллег, взял всю ответственность за неудачу на себя, ибо, как он говорил, «знал, что становление не может проходить без срывов. Тем более что в челябинском поражении, скорее, были виноваты не тренеры, а игроки».
Игроцкая карьера Локтева завершилась на чемпионате мира 1966 года в Любляне, где его признали лучшим нападающим турнира. Там же югославы предложили Локтеву поработать тренером в их стране. Страна дружеская, спортивные и партийные власти препоны вроде бы не должны были ставить. Они, казалось, и не ставили, и всё зависело от решения самого Локтева. Он еще в самолете оповестил партнеров о том, что с карьерой игрока заканчивает, и рассказал о югославском предложении. В Москве же Локтев пригласил Тарасова, Альметова, Александрова, Кулагина и Старовойтова и спросил у них совета. Все были за поездку. Тарасов обосновал свое мнение тем, что в Югославии Локтев мог бы получить первый опыт тренерской работы, чтобы потом работать в ЦСКА.
Локтев вылетел в Белград и там узнал: препоны все же существовали и проявились в последний момент перед подписанием контракта. Финансовые условия документа никак не могли устроить ни инициаторов приглашения, ни самого потенциального тренера — Союз спортивных обществ и организаций СССР заложил в соглашение грабительский процент отчислений в пользу государства. По тогдашним законам, нигде, к слову, не публиковавшимся, зарплата любого советского специалиста, работавшего за рубежом, должна была быть ниже зарплаты посла Советского Союза. Тренера Локтева эти законы приравнивали по деньгам ко второму секретарю посольства.
Конечно же, Локтев ничего в Белграде подписывать не стал. Огорченный, он уехал домой, попробовал было вернуться в игру, но сказались травмы и перерыв в тренировочной работе. Локтев пошел в подмастерья к Тарасову, который, как уже говорилось, делал на него ставку как на своего преемника.
Впоследствии Тарасов был поражен тем, как убирали из ЦСКА одного из его лучших учеников. Армейский клуб выиграл в 1977 году чемпионат страны — второй под руководством Локтева и двадцатый в своей истории (первый раз Локтев-тренер победил в 1975-м, а год спустя занял второе место). Клубное начальство после выигрыша, как водится, организовало банкет. Проходил он в Архангельском. Никому и в голову не могло прийти, какая подлая, можно сказать садистская, заготовка ждала Локтева и команду. О том, что он уволен, тренеру сообщили еще до начала торжеств. «Едва сев за стол, — вспоминала жена Локтева Валентина, — он попросил слова и сам объявил о своей отставке. “Ребята, — сказал он, обращаясь к игрокам, — со следующего сезона у вас будет новый тренер. Но я еще вернусь, потому что ЦСКА — это мой родной дом, я здесь вырос и никогда в другой команде работать не смогу…” Он никогда не был слабым человеком, но если бы вы знали, каких усилий стоила ему эта короткая фраза! После нее наступила гробовая тишина, поскольку никто подобного начала праздничного вечера не ожидал. Потом ребята наперебой стали говорить: “Константин Борисович, мы за вас будем бороться!” Но он попросил их этого не делать… Естественно, сразу после этого “тоста” мы с ним покинули банкет. Оставаться там далее не было смысла. Костя был на грани срыва. Состояние его было таким, что на обратном пути мы едва не угодили в аварию, чудом не врезавшись в парапет на мосту…»
В своей книге «Овертайм» Вячеслав Фетисов написал: «Абсолютно уверен, что советский хоккей потерял сильного тренера, но тогда это никого не волновало!» Фетисов предположил, и не без оснований, что поразительная бездушность и подлость, проявленные по отношению к Локтеву, сказались на его дальнейшей судьбе и спровоцировали ранний уход из жизни.
Внезапное увольнение Локтева пытались объяснить третьим местом, занятым в 1977 году сборной СССР на чемпионате мира в Вене, но, во-первых, Локтев в сборной был всего лишь одним из двух ассистентов Кулагина (вместе с Юрзиновым), а во-вторых, сборная сама по себе, а клуб, тем более лучший в стране, сам по себе. Кроме того, логичнее было бы в том случае, если уж решили отставить Кулагина, который, по словам Валентина Сыча, «был не здоров и при своем высоком давлении вряд ли мог работать с полной отдачей», поставить в сборной на первые роли Локтева, успешность практики которого в ЦСКА, основном поставщике игроков для национальной команды, ни у кого не вызывала сомнений. Но партийные и спортивные руководители уже запустили процесс расчистки обоих мест — в ЦСКА и сборной — для другого специалиста и останавливать этот процесс не собирались. Виктор Тихонов, для которого, собственно, и готовилось место Локтева в ЦСКА, не раз потом упоминал в рассказах о своем назначении имена Юрия Андропова, Михаила Зимянина, Дмитрия Устинова и Леонида Брежнева. Тихонова, возглавлявшего прежде рижское «Динамо», решили поставить вместо Кулагина на сборную. Представительство игроков ЦСКА в сборной, как известно, было большим, и «рижанину» заодно вручили «ключи» от ЦСКА, чтобы сборники всегда были у него под рукой.
В истории с беспардонным увольнением Локтева и назначением Тихонова недоброжелатели не обошлись и без традиционного «ведерка грязи», опрокинутого на Тарасова. «Я, — поведал журналисту Леониду Рейзеру детский тренер Ян Каменецкий, — был далек от закулисных дел и тем более — от спорткомитетовских, ведомственных и партийных верхов. Поэтому не возьмусь судить обо всех причинах и поводах резкого тихоновского восхождения на Олимп вопреки элементарным этическим нормам. Не исключено, что к этому приложил руку Тарасов — тогда еще влиятельная личность и страшный интриган по натуре. Мог он какую-то ревность питать к Локтеву, бывшему своему подопечному…»
Скажем прямо: это неправда. Запущенная только ради того, чтобы в очередной раз оболгать Тарасова и попытаться вызвать сомнения у тех, кто знал о том, как Тарасов действительно продвигал по армейской тренерской стезе Локтева. То ли от незнания истинного положения дел, то ли от желания преподнести их в антитарасовском ключе подача «достоверной информации» — через сплошные оговорки: «не возьмусь судить…», «не исключено…», «мог… ревность питать…».
«Я полагаю, — говорит на страницах книги о Борисе Кулагине Виталий Ерфилов, многие годы плодотворно трудившийся в хоккейной школе ЦСКА, — что если бы не пришел Тихонов, то в ЦСКА и в сборную вернулся бы Тарасов! Ведь в тот момент Анатолию Владимировичу было 54 года! Всего-то! Ведь, давайте будем откровенны, Локтева-то из ЦСКА убрал Тарасов, он ведь под себя площадку расчищал. Лет пять ведь еще железно мог старшим тренером команды поработать. Но не вышло».
Даже не акцентируя внимание на том, что возраст Тарасова назван неверно (54 ему исполнилось в 1972-м), следует заметить, что версия об интриге Тарасова против Локтева и «расчистке» «площадки под себя», выдвинута человеком, и близко не осведомленным о происходившем в кабинетах ЦК КПСС, КГБ, Министерства обороны и Спорткомитета. В них фамилию «Тарасов» перестали произносить ровно с того момента, как он перестал практиковать в хоккее. Возможность возобновления им тренерской деятельности там даже не обсуждалась. И совсем уж, наверное, негоже человеку, некогда в ЦСКА работавшему, не знать о том, как складывались отношения Тарасова с Локтевым на протяжении десятилетий и каким ударом стало для Тарасова беспардонное увольнение Константина Борисовича.
Локтев, надо сказать, — один из немногих игроков, побывавших в тарасовской обойме, с которым у Тарасова никогда, за исключением одной истории, не возникало конфликтов.
История такова. Почти сразу после появления в основе ЦСКА Локтев, человек в общем-то покладистый, выразил сомнение — это новичок-то! — в необходимости всем кагалом проводить предматчевые разминки с одинаковыми для всех основательными нагрузками. Локтевский организм, так уж он у него был устроен, всячески противился задававшемуся Тарасовым объему работы. Когда Локтев через силу его выполнял, на игру он выходил уставшим и подавленным. И хоккеист, всё обдумав, решил на разминках тратить силы по минимуму. Мимо Тарасова такой подход к делу пройти не мог. Он сразу же заметил локтевскую акцию. Раз выговорил ему за недоработку, второй… А потом, когда команда ожидала отчисления, вдруг перестал заставлять игрока делать тот же объем, что и остальные.