Шагая по накаленной солнцем мостовой, я стал психологически готовиться к встрече с полицейским, который неожиданно появился перед машинами. Этот полицейский шел прямо на меня, быстро, с сердитым лицом, явно намереваясь вернуть меня назад. Но вдруг неожиданно передумал и не спеша пошел обратно к машинам. У меня создалось впечатление – хотя полной уверенности не было, – что полицейский подчинился мулату, который за моей спиной сделал ему какой-то знак.
Возле такси мулат меня перегнал, но, пройдя несколько шагов, опять остановился и стал сосредоточенно разглядывать бульварные журналы на стенах соседнего киоска. Я опять стал высматривать Анетту. Ее не было. Я решил подождать с четверть часа, даже побольше, а потом, если она не придет, взять такси и самому попробовать разыскать анатома Да Косту. Адрес его я знал с испанских времен. По этому адресу мы много лет обменивались научными публикациями. Укрывшись от убийственных солнечных лучей в тени пальмы – насколько вообще можно укрыться под пальмой, – я закурил. Мулат, которому надоело мое бездействие, вошел в соседнее кафе и сел там за столик у окна. Я начал рассеянно наблюдать за пожилой негритянкой, которая торговала с тележки бананами, и за компанией аргентинцев. Те, после короткого объяснения с полицейским, шумно расселись в двух такси.
И тут я почувствовал, что кто-то взял меня за локоть. Анетта Жераес! На ней было пестрое шелковое платье, немного выцветшее, и темные очки; на плече висела нейлоновая сетка с пакетом, завернутым в желтую бумагу. Ее голые перламутрового оттенка ноги с сеточкой голубых жилок у щиколоток были обуты в элегантные сандалии.
– Анетта! – воскликнул я радостно. – Я был уверен, что, несмотря ни на что, вы придете.
– Вы уже знаете о событиях?
– Да. Вашему президенту надоела жизнь.
– Или его жизнь надоела кому-то другому. В городе много арестов.
– В таком случае мы должны немедля расстаться, – быстро проговорил я.
– Почему? – возразила она.
– Потому что я опасная личность из социалистического мира.
– Не бойтесь!.. Я приготовила бразильский обед специально для вас. Потом мы поднимемся на Санта-Терезу, а уж потом, если останется время, можем поискать вашего знаменитого анатома.
– О, Анетта! Спасибо за все! Но как только я сошел на причал, за мной увязался один мулат, вероятно сыщик… Взгляните немного погодя на окно кафе!
Она посмотрела в сторону кафе и слегка побледнела. Потом улыбнулась, чтобы меня успокоить, и сказала беспечно:
– Он ничего не посмеет вам сделать.
– Я думаю не о себе, а о вас… Послушайте меня, Анетта. Возвращайтесь немедленно!.. Ваша вина будет меньше, если мы поговорим и тут же разойдемся.
Как я раньше не подумал, что могу скомпрометировать ее перед полицией! Я проклинал себя за то, что ее дождался. Какая оплошность! Нвт ничего бесполезней запоздалой сообразительности рассеянного профессора. Наконец мои доводы подействовали.
– Убийство президента все спутало!.. – сказала она с сожалением. – Впрочем, я думала, что может получиться и так… И потому захватила с собой кофе… Бразильский кофе!..
Она сняла с плеча нейлоновую сетку и подала мне желтый пакет.
– Спасибо, Анетта! – сказал я растроганно. – В долгие зимние вечера на моей родине я буду пить этот кофе и вспоминать о Бразилии… и о вас.
– Я всего лишь частица Бразилии, – сказала она задумчиво.
– Частица правды о Бразилии, – дополнил я горячо.
– О нет, – возразила она. – Правда гораздо печальней и ужасней… Вы ничего не видели.
На этом мы расстались. Тем временем мулат, который за мной следил, разговаривал за окном кафе с двумя типами: один был плотный, белобрысый и краснолицый, очень похожий на немецкого эмигранта, другой – маленький и худой, с желтым, иссушенным какой-то тропической болезнью лицом. Анетта пошла к трамвайной остановке, а я направился к порту. После того как я убедился, что за мной следят, у меня пропало всякое желание разыскивать анатома Да Косту. К тому же тяжелые, серые с серебром тучи закрыли все небо, и где-то погромыхивал гром. Жара стала давящей, воздух – нестерпимо душным. Приближалась гроза с таким дождем, какой может пролиться только поблизости от экватора.
Быстро шагая к причалу, я обернулся, чтобы бросить последний взгляд на Анетту Жераес. У меня сжалось сердце. Я увидел плотного краснолицего типа, который подталкивал маленькую стройную фигурку к полицейской машине. В тот же миг рядом со мной взвизгнули тормоза и резко остановилась вторая полицейская машина. Откуда-то вынырнул мулат в белом костюме. Он отогнул отворот пиджака и показал мне желтый металлический значок.
– Федеральная полиция! – сказал он холодно по-испански.
– Как?! – возмущенно воскликнул я. – Вы и меня хотите арестовать?
Мулат открыл дверцу полицейской машины и сделал повелительный жест.
– Прошу, сеньор! – добавил он тем же ледяным тоном.
– Я категорически отказываюсь подчиниться! – заявил я дерзко.
– Прошу, сеньор! – повторил мулат, на этот раз со зловещим нетерпением в голосе.
– Только силой вы можете запихать меня в эту машину! – продолжал я гневно. – А если вы это сделаете, завтра же правительство моей страны заявит протест!
Вместо ответа мулат встал позади меня и, применив отлично отработанную полицейскую хватку, втолкнул меня в машину. Я рухнул ничком на сиденье и потерял сознание. Когда я пришел в себя, то обнаружил, что у меня пропали очки. Я так близорук, что без них ничего не вижу. Я принялся шарить вокруг себя и наконец нашел их сложенными в верхнем кармане пиджака. Когда я их надел, то увидел, что гроза уже началась. По стеклам машины стекали крупные капли дождя.
Может быть, после всего, что произошло, мне следовало молчать. Но профессорам свойственна особого рода задиристость, которая приводит противника в недоумение своим безрассудством. Впрочем, последнее с лихвой возмещается их собранностью и крайним благоразумием в решительную минуту.
– Понять не могу, куда я попал! – воскликнул я, перерывая карманы в поисках бумажника. – В руки федеральной полиции или банды гангстеров… Прошу вас немедля вернуть документы и деньги!
– Вы получите их в комиссариате, – ответил мулат.
– Но там вам ничто не помешает отрицать, что вы их взяли, – бросил я злобно. – Я хочу получить их сейчас!
Глаза мулата выразили удивление моим нахальством, но он ничего не ответил. Очевидно, решил, что у меня не в порядке нервы.
Машина остановилась перед мрачным старым зданием, вероятно оставшимся со времен португальской колониальной эпохи. Мулат приказал мне вылезти и идти впереди него. Мы прошли мимо белолицего полицейского с револьвером и в пробковом шлеме, который проводил нас ленивым зевком. Потом поднялись по мраморной лестнице на второй этаж, где мулат передал меня другому полицейскому, отдав какое-то распоряжение, которого я не понял. Этот полицейский цветом кожи являл собой нечто среднее между квартероном и мулатом. В отличие от того мулата, который меня арестовал, у него было круглое добродушное лицо, что не помешало ему бесцеремонно запереть меня в какой-то каморке. В ней было крошечное окно, забранное решеткой, а вся мебель состояла из стола с бутылкой для воды и грязной постели, закиданной банановой кожурой. Я не рискнул сесть на постель из боязни, что в ней гнездятся вши или клопы, которые могли заразить меня какой-нибудь тропической болезнью. Я закурил сигарету стоя и принялся расхаживать по комнате. Возмущение арестом Анетты Жераес мешало мне думать о собственном положении. За стеной бесновалась тропическая гроза. Удары грома грохали один за другим, на окошечко моей камеры, казалось, низвергался водопад.