– Приведи себя в порядок, – буркнул Ловергийн, выруливая на трассу. Девушка сидит, не шелохнувшись. Ну и свинья же ты, однако, – упрекает себя Ловергийн. Человек поверил тебе, можно сказать, жизнь доверил, а ты… Его снова кусают и царапают, теперь изнутри.
Лавр Ловергийн высаживает девушку в её городке, центральная площадь которого тоже называется Под Рукой, и снова возвращается на трассу. На перёкрестке стоит девушка в легком белом платье и отчаянно машет рукой. Автомобиль Ловергийна с рёвом проносится мимо.
11
Всё, что мы знаем о петухах, – это только надводная часть айсберга. Даже то, что мы о них забыли, не открывает и половины зловещих тайн, окутавших эту мирную домашнюю птицу.
Древние считали петуха птицей Дракона.
Иоанн (Откровение, гл. 11) говорит о Драконе: диавол, сатана.
Петухи кричат. По ночам они кричат трижды.
Третьи петухи оповещают о гибели тьмы, о поражении тёмных сил и прекращении действия злых чар. Дьявол, сиречь Дракон, теряет власть над миром.
Вступление во власть Дракон празднует в полночь, когда бьют часы. Но задолго до того, как люди изобрели часы, это время оповещалось петушиным криком. Первые петухи кричат в полночь.
Далеко за околицей спящего села слышен петушиный крик. Но в сёлах петухов не так уж много – а в Киряйгород той весной по самым скромным подсчётам прилетело не менее пяти миллионов герольдов дьявола.
В окнах дребезжат и рассыпаются стёкла. Шатаются стены. Ветви деревьев стонут и мечутся в ужасе. Люди зажимают ладонями уши и вопят от невыносимой боли. Крик, исторгаемый пятью миллионами луженых глоток одновременно, сравним только с трубами Страшного Суда.
И ждавшие их восстали.
12
Лавр Ловергийн въехал в город между первыми и вторыми петухами. Дорога шла мимо кладбища.
Ещё издали Лавр заметил группки людей у кладбищенской стены. Люди были одеты нарядно, но не броско. На мужчинах – тёмные костюмы и белые рубашки, на женщинах тоже – скромные цвета. В общем это напоминало сбор на какую-то странную демонстрацию – разве что не было транспарантов.
Людей становилось всё больше, они уже не помещались на тротуаре – то тут, то там групки высыпали на проезжую часть. Ловергийну пришлось уменьшить скорость, потом ещё; он непрерывно сигналил. Полунощники лениво уступали дорогу. Ловергийн боковым зрением замечал их неестественно бледные лица, почти на каждом лице чудились тёмные очки. И ещё они казались очень весёлыми – у Ловергийна создалось впечатление, что они беззвучно хохочут.
У ворот кладбища собралась целая толпа. Собравшиеся перегородили проезд и не обращали ни малейшего внимания на сигналы автомобиля. Пришлось остановиться. Перед самым бампером стояла многочисленная компания полунощников. Бампер упёрся в спину элегантно одетого незнакомца с рыжими вьющимися по плечам волосами. Некоторое время рыжий продолжал беседовать с товарищами, затем обернулся. Сверкнули ровные жёлтые зубы:
– Братва! Да это же Безголовый!
Толпа зашумела, пришла в движение, к Ловергийну обернулись белые пятна лиц, послышались удивлённо-радостные крики:
– Ну и ну, и правда! Это же Безголовый!
– Не боись, Безголовый! Найдём мы твою голову!
– Ну и ну, Безголовый! Ну что, анашу привез?
Толпа развернулась полукольцом и двинулась на машину. Лавр Ловергийн положил руку с зажатой в ней монтировкой на переключатель скоростей, а ногу – на педаль газа. Рыжий уже вскочил на подножку: к стеклу приникло белое блестящее лицо. Лавр резко повернул голову и взглянул на Рыжего в упор: это было не лицо. Из-под рыжего крыла волос на Лавра смотрели пустые глазницы зеленовато-белого черепа, совершённо лишённого кожи.
Лавр неистово завопил, машина взвыла и прыгнула вперёд. Мертвецы посыпались во все стороны, как оловянные солдатики. Последним, уже на повороте, сорвался Рыжий.
А ревущий и вопящий голосом Ловергийна автофургон продолжал бешено нестись по улицам спящего города. В одном месте за ним чуть было не погнался милицейский патруль, в другом только прыжок спас из-под его колес запоздалого прохожего.