1. Косматый старик на четырехглавом звере-престоле. На его коленях — Иуда. Под ним — клейма с адскими муками (в крайнем справа — грешник из евангельской притчи о немилостивом богаче и нишем Лазаре).
Фрагмент резной иконы Страшного суда. Византия, X XI ни.
2. Гигантский дьявол вместе со змеями, на которых он восседает и которые горчат у него из ушей, пожираем и пропускает через себя грешников. Слева от него висит Иуда с выпавшими внутренностями, а вокруг демоны истязают других нечестивиев.
Фрагмент фрески Лжотто в Капелле Скровеньи (Палуя), 1303-1306 гг.
3. Антихрист в облике юного короля восседает на хвосте морского чудовише Левиафана, который, как следует из подписи, символизируем дьявола. На предыдущей миниатюре звероподобный льявол сидит верхом на другом чудовищном звере Бегемоте, который означает Антихриста. Оба монстра описываются в библейской Книге Иова.
Из энииклопелии «liber iloridus» Ламберта Сент-Омерского, около 1120 г.
4.Сатана с Иудой на одноглавом звере. Фрагмент иконы «Страшный сул», около 1700 г.
5.Во многих старообрядческих рукописях XVIII—XX вв. в корешок вклеены листы-«разво- ротки» или длинные складывающиеся «гармошки» с изображением лестницы или станций мытарств, различных «чинов» грешников в огненном потоке и других сюжетов. Перед нами одна из таких «развороток» с изображением сатаны на симметричном звере. Вечное пламя и пожирание символизируют караюшую стихию преисподней.
Из старообрялческого сборника, первая четверть XIX в.
6-7. На иллюстрациях к Откровению Иоанна Богослова зверем-престолом оказывается сам дьявол, на котором восседает Вавилонская блудница: «И я увидел жену, сидяшую на звере багряном, преисполненном именами богохульными, с семью головами и десятью рогами.
И жена была облечена в порфиру... и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее» (Откр. 17:3-4).
Из Апокалипсиса, XVIII в.
им*
Шна
8. Сатана со вздыбленными волосами восседает на многоголовом чешуйчатом звере посреди геенны огненной, которая образуется из огненного потока, спускающегося от престола Христа-Судии.
Фрагмент фрески «Страшный сул» в монастыре Моллавииа (Румыния), 1537 г.
9. Древнерусский вариант двуглавого зверя. Из его левой пасти выходит змей мытарств, а правая пасть пожирает грешника или демона. По правому краю иконы изображается низвержение падших ангелов во главе с мятежником Сатанаилом, случившееся в начале времен (мы видим одного из демонов, палаюших в преисподнюю). Основная сиена представляет события кониа времен, когда на Страшном суде демоны во главе с дьяволом и грешники будут низвергнуты в ад на веки вечные.
Фрагмент иконы «Страшный сул», коней XVI в.
150
ПАСТЬ АДА: ПОГИБЕЛЬ КАК ПОЖИРАНИЕ
«Адъ огненный грешники въ себе хощетъ полети имучити ихъ во веки».
Подпись к миниатюре XVIII века
Ал — «ненасытная утроба», которая пожирает грешника. Эта метафора была вездесуща в средневековой книжности и иконографии. На византийских изображениях Страшного суда дьявол чаЩе всего восседает на змее или на звере, который олицетворяет преисподнюю. Похожий зверь поджидает монахов, взбирающихся на Небеса по аллегорической лестнице из тридцати ступеней, на иллюстрациях к «Лествице» Иоанна Синайского (VI—VII вв.). Оступившиеся летят прямиком в пасть алско- го зверя, свернувшегося у подножия или лежащего под землей в черном провале.
В искусстве средневекового Запада преисподняя тоже предстает в самых разных звериных обличьях: то как змей, то как лев, то как зубастая рыбина, то как монстр, комбинирующий черты разных видов. На рельефе Страшного суда (XII в.), украшающем западный портал церкви Сент-Фуа в Конке (Франция), бес заталкивает группу грешников в глотку зверя, словно «застрявшую» во вратах преисподней. Пасть символизирует не весь ад (за вратами открывается не утроба, а просторная темница с множеством узников, демонов-палачей и повелителем-сата- ной), а вход в него. Однако для нас важна одна деталь: в отличие от изображений змея-престола, на котором сидит сатана, мы видим здесь не всего зверя, а лишь его голову и одну лапу — остальное не требуется.
По крайней мере с VIII в. в западной иконографии вместо целого змея или зверя регулярно изображают лишь его морду или одни раскрытые челюсти — средоточие агрессивности (голова или пасть обычно бывают срезаны краем изображения, так словно все тело зверя было «спрятано» за рамками бордюра). Зубастая пасть превращается в самодостаточный иконографический мотив. Часто ее называют «пастью Левиафана», связывая