Ее притворные, лицемерные улыбки предназначались только матери и отцу, а не тебе, такой же, как и она, жертве развода. И в этом ваши взгляды совпадали…
Наверное, она хотела сразу поставить тебя на место, показать, кто она такая. Или наоборот, ей было наплевать, что ты о ней думаешь. Двуличная натура!
Погруженный в свои мысли, ты не заметил, что Сельваджа вошла в столовую, пока она не уселась на диван на расстоянии вытянутой руки и не принялась тебя изучать.
Ситуация была более чем комичная: она наклонилась в твою сторону и с любопытством, почти с одержимостью, разглядывала твои литые мышцы, а ты, большой и сильный, жался в уголок совершенно растерянный и озадаченный. Ты посмотрел на часы: до ужина было еще далеко. Черт возьми, кто знает, сколько времени тебе придется провести с ней! «Ну почему, — спрашивал ты себя, — я не утонул в бассейне, вместо того чтобы возвращаться домой? Почему мне не хватило ума придумать какую-нибудь отговорку, прежде чем эта катастрофа обрушилась на меня?»
Бедный, бедный добряк Джованни, сам того не осознавая, ты уже почувствовал нечто такое в Сельвадже, что заставляло испытывать постоянную неловкость, избавиться от которой можно было лишь исполняя неиссякаемые желания этого властного существа.
А может, она умела гипнотизировать? Или колдовать? Но уж наверняка Сельваджа умела манипулировать людьми с невероятной легкостью.
— Что у нас на ужин? — наконец спросила она, потянувшись. — Я есть хочу, братец.
— Мой отец сказал, что в холодильнике что-то есть, но я не смотрел еще, к твоему сожалению.
Ммм….
— Моя мама говорила, что мы могли бы сходить куда-нибудь, в пиццерию, например.
Вы посмотрели друг на друга.
Вы фальшивили, как скрипка в руках новичка.
Ты называл вашего отца «мой», а она точно так же звала вашу мать. Или вы просто еще не осознали, что вы дети одних и тех же родителей, единокровные брат и сестра, а не чужие? Вы оба хихикнули, но с каким-то оттенком печали.
— Прости, все как-то странно, — сказал ты смущенно, теребя пальцами волосы и стараясь снять напряжение.
— Знаешь, надо просто привыкнуть, — ответила она невозмутимо, пожав плечами.
Да уж, ты знал, что она имела в виду. И догадывался, как она смогла свыкнуться с тем моральным насилием, которое тебе было так хорошо знакомо. Тем же способом. Ты это мгновенно понял. Она лицемерила. Она изображала из себя паиньку, но кто знал, что на самом деле скрывалось за этой слишком слащавой маской. Может быть, это была просто ее защита или способ добиться от окружающих того, чего она хотела. Подумав, ты склонился к первой гипотезе. В конце концов, если твоей реакцией на нелепость ситуации была напускная небрежность, то у нее это запросто могло выражаться в эгоистическом стремлении к удовольствию.
Ты подумал, что со временем узнаешь об этом. Или нет, пожалуй, ты уже знал, но еще не отдавал себе отчет, потому что притворяться было для нее так же естественно, как дышать.
— Ну так что? Пицца? — спросил ты.
Голод начинал давать о себе знать.
6
Ты закрыл дом на ключ, а она уже ждала тебя за калиткой. Проходя через сад, ты кивком показал ей направление, куда идти. Вы шли молча, не глядя друг на друга, на расстоянии шага один позади другой, как чужие, мечтающие поскорее разбежаться в разные стороны. Вы нарушили молчание только пройдя мост Делла Виттория, глядя, как река, разрываясь, налетая на опоры, несет свои воды дальше, равнодушная ко всему и к вам в особенности.
И тут она увидела магазинчик или, точнее, зеленое ожерелье в витрине и буквально затащила тебя внутрь, не обращая внимания на твои громкие протесты. Она быстро обошла весь магазин и попросила продавца показать ожерелье. Примерила. Ей очень шло. Точно под цвет глаз. Ты сказал ей об этом, и она улыбнулась. О да, это ее ожерелье! Она покупает. Сколько?
— Оно мне так нравится, но у меня нет с собой денег, — на какое-то мгновение ей почти удалось провести тебя. Прекрасная лицемерка, искусный манипулятор. Она широко улыбнулась, показав великолепные белоснежные зубы.
— Не думал, что ты взяла сумку, чтобы таскать ее повсюду пустую, — парировал ты.
Насмешливо ухмыляясь, ты всем своим видом пытался показать, что коварства у тебя не меньше, чем у нее. Но внутри у тебя все сжалось. Вне всякого сомнения, и ирония, и лукавство — это не твое.
— Как бы не так, просто кошелек пуст, — сказала она как ни в чем не бывало и снова улыбнулась.
Ты тоже улыбнулся, доставая из заднего кармана портмоне. Ну да, конечно, ты с радостью сделал бы ей этот подарок в знак дружбы.
— Я могу заплатить, если хочешь.
Давай смотреть правде в глаза, ты был практически в нокауте, пока твои заработанные тяжелым трудом пятьдесят евро исчезали в темном чреве кассового аппарата. Выйдя из магазина, вы направились в полном молчании к площади Бра.
Она даже не поблагодарила тебя за подарок, но ты вовсе не обиделся — или все-таки да, будь честен с собой, ты отметил про себя эту странность. Обычно следует поблагодарить того, кто делает тебе подарок, верно? Ты пожал плечами и решил, что, вероятно, это было не в ее правилах.
Наконец вы купили пару отличных пицц take away, две банки кока-колы и пошли домой. Но не прошли и половины пути, как она указала на одинокую скамейку на берегу Адидже с видом на реку и решительно направилась к ней. Она села, откинулась на спинку скамейки, взяла из твоих рук коробку с пиццей, открыла ее и передала тебе кусок.
— Давай здесь остановимся, — сказала она.
Ты кивнул, подумав, что такой ужин на свежем воздухе — в сущности, неплохая идея. Вы ели, не перекинувшись ни словом. Ты открыл две банки кока-колы и передал ей одну. Ваши пальцы коснулись, когда она брала баночку, и при этом легком контакте на тебя вдруг накатила волна эмоций.
— Спасибо, — сказала она, немало удивив тебя.
Как! Она не обмолвилась ни словом, когда ты подарил ей ожерелье, а теперь благодарила за банку колы! У тебя возникло сомнение, а не специально ли она это делает, нет ли здесь тайного расчета. Но нет, она не хотела окрутить тебя, ведь ты ни при каких обстоятельствах не мог стать ее парнем. То, что она говорила и делала, убеждал ты себя, было просто привычным поведением человека с ужасным характером.
— Как ты думаешь, наши предки снова будут вместе? — спросил ты, выпив кока-колы одновременно с ней.
Ты не имел понятия, зачем задал ей этот вопрос. Наверное, потому что вам больше не о чем было говорить.
— Может быть. Но в любом случае ненадолго. В идеале мама держит при себе мужика месяца два, или около того. Как и я, впрочем, — сказала она и засмеялась. — Видишь ли, мы с ней немного шлюхи.
Ты ничего не ответил. Ты не привык к таким откровениям. Ты подумал, что, вероятно, все дело в разном окружении. Если бы тебя воспитывала мать вместе с отцом, то тогда, наверное, ты был бы более способен на коварство и хитрость. Этого тебе явно не хватало, а вот у Сельваджи этих качеств было в избытке. И если бы она, в свою очередь, получила отцовское воспитание, то, вероятно, ей теперь тоже была бы присуща сдержанность, которая, судя по всему, вся досталась только тебе. Или, лучше сказать, ты был уверен, что ей хорошо знакомо это качество, но пользовалась она им с расчетом, цинично.
— Что ты об этом думаешь? — спросила она.
Ты думал, что, если бы ваши родители снова сошлись, было бы нелегко каждый день проводить бок о бок с Сельваджей. Ты думал, что она очень красива и что ты душу отдал бы только за то, чтобы она не была твоей сестрой. Ты думал, что ее характер временами привлекал тебя, а временами отталкивал и что это непонятное и запутанное влечение целиком занимало твои мысли. Но ничего этого ты не сказал ей, и вы снова выпили, а за что, ты и сам не знал. Вы еще поговорили немного обо всем, обнаружив, что кое-что вам все-таки было близко и понятно, хоть вы и были такие разные. До сих пор жизнь ваша проходила порознь, но вы были одногодками, у вас были те же интересы, те же мечты и те же страхи. И это объединяло вас, ты был уверен.