Р. Остин Фримен в опубликованных в 1924 году размышлениях «Искусство детектива» дает советы относительно композиции и пытается резюмировать, когда автор ведет себя нравственно (понимай — спортивно) в отношении читателя.
Двумя годами позднее в предисловии, написанном к «Ненастоящему письму» Уолтера С. Мастермана, Г.К. Честертон изложил подобные же основные принципы:
«...Автор хорошего детектива не станет делать того, что совершают повсюду и что означает упадок истинного детективного романа и гибель честного и очаровательного литературного жанра. В сюжете его не может участвовать могучее, существующее, но неуловимое тайное общество, филиалы которого разбросаны по всему миру, имеют в своем распоряжении готовых на все убийц и подземные помещения, где можно спрятать кого угодно. Привычную линию классического убийства или ограбления нельзя портить, пачкая ее грязными и дурными интригами международной дипломатии, нельзя старое понятие преступления пристегивать к внешней политике. Нельзя выводить на сцену неожиданно и почти в конце романа чьего-то брата из Новой Зеландии, который похож на героя как две капли воды. Нельзя разоблачить на последней странице преступника, который окажется совершенно незначительным лицом, вообще никем ни в чем не подозреваемым, так как никто даже и не помнил о его существовании... Нельзя выводить на сцену профессионального злодея, чтобы приписать ему ответственность за преступление, совершенное частным лицом...»
Англиканский пастор Роналд Э. Нокс на нескольких страницах эссе хорошим стилем изложил «Десять заповедей детективистики», написанных в качестве введения к антологии «Лучшие детективы 1928 года».
Однако наиболее всеобъемлющую кодификацию правил детектива составил С.С. Вэн Дайн. В своих «Двадцати правилах детективных историй», опубликованных в сентябрьском номере «Эмерикен Мэгезин» за 1928 год, он писал:
1. Надо обеспечить читателю равные с сыщиком возможности распутывания тайн, для чего ясно и точно сообщить обо всех изобличительных следах.
2. В отношении читателя позволительны лишь такие трюки и обман, которые может применить преступник по отношению к сыщику.
3. Любовь запрещена. История должна быть игрой в пятнашки не между влюбленными, а между детективом и преступником.
4. Ни детектив, ни другое профессионально занимающееся следствием лицо не может быть преступником.
5. К разоблачению должны вести логические выводы.
Непозволительны случайные или необоснованные признания.
6. В детективе не может отсутствовать сыщик, который методично разыскивает изобличающие улики, в результате чего приходит к решению загадки.
7. Обязательное преступление в детективе — убийство.
8. В решении заданной тайны надо исключить все сверхъестественные силы и обстоятельства.
9. В истории может действовать лишь один детектив — читатель не может соревноваться сразу с тремя-четырьмя членами эстафетной команды.
10. Преступник должен быть одним из наиболее или менее значительных действующих лиц, хорошо известных читателю.
11. Непозволительно дешевое решение, при котором преступником является один из слуг.
12. Хотя у преступника может быть соучастник, в основном история должна рассказывать о поимке одного человека.
13. Тайным или уголовным сообществам нет места в детективе.
14. Метод совершения убийства и методика расследования должны быть разумными и обоснованными с научной точки зрения.
15. Для сообразительного читателя разгадка должна быть очевидной.
16. В детективе нет места литературщине, описаниям кропотливо разработанных характеров, расцвечиванию обстановки средствами художественной литературы.
17. Преступник ни в коем случае не может быть профессиональным злодеем.
18. Запрещено объяснять тайну несчастным случаем или самоубийством.
19. Мотив преступления всегда частного характера, он не может быть шпионской акцией, приправленной какими-либо международными интригами, мотивами тайных служб.
20. Автору детективов следует избегать всяческих шаблонных решений, идей.
С.С. Вэн Дайн не всегда придерживался своих порой лишком строгих, а порой слишком мягких инструкций. однако в золотой век детектива — и не только в Англии — моду диктовал именно такой вкус. Это тот самый кодекс, который впоследствии в Америке с гримасами был отвергнут представителями так называемой «жесткой школы».