Выбрать главу

В «Неудаче Мегрэ» любимый инспектор Сименона даже метод свой отграничивает от холмсовского и его последователей: «Человеческая правда одна. Ее нужно не выяснять с помощью строгой аргументации или логической реконструкции, а ощущать». Больше того: «Я узнаю, кто убийца, если уже опознал жертву», — уверенно утверждает он при знакомстве.

Инспектора Мегрэ почти не интересуют отпечатки пальцев, следы ног, алиби или то, каким образом убийца появился на месте преступления, а затем скрылся оттуда. Он ищет логику чувств. Традиционными средствами жанра пользуется редко (например, изобличая подделку картины знаменитого художника, доказывает, что Ван Гог всегда подписывался своим именем — «Винсент»). Мегрэ скорее будет беседовать с консьержкой, официантом кафе, размышлять о погоде, останавливаться среди людей, наблюдающих за игрой в карты, — чтобы постепенно понять комбинационный рисунок напряжения, исходящего от действующих лиц.

В отношении формы Сименон тоже пренебрегает опытом своих предшественников. Его история начинается чрезвычайно тщательным, но эскизным описанием, он мельком показывает место действия, представляет героев. Увертюра — это всегда психологический кризис, который переживают индивидуумы или семьи. Вслед за описанием он тотчас переходит к стремительному диалогу, непревзойденным мастером которого он остается по сей день. В его сюжетах нет поворотных пунктов, которых ждет читатель других детективных историй, но обнаруживаются факты, не являющиеся открытием, ибо они висели в воздухе, их появления уже как будто ожидали. В живописи манеру письма Сименона называли бы импрессионистской.

В конце сюжетной нити у него отсутствует привычное в англосакских детективах осуждение. Классические детективы редко обходятся без нравственного осуждения, восстановления справедливости, а книги «жесткой школы» — без социальной критики, разоблачительных намерений. Сименон отказывается и от того, и от другого. В «Неудаче Мегрэ» он пишет о своем инспекторе: «Он не осуждает. Это не его ремесло. Эту заботу он предоставляет другим».

Писатель рассматривает повседневные трагедии. И привлекает к ним внимание читателей: «это была трагедия, лишенная всякого величия» («Мегрэ»); «это было одновременно и трагическое и дурацкое дело» («Ночь на распутье»); «было смешно, вовсе не трагично» («Грошовый кабачок»); это дело «было жалким и смешным» («Преступление в Голландии»).

Его неизменный окончательный вывод: трудно быть человеком. Фантастическое он заменил человеческим, сказку — действительностью. Можно ли назвать его настоящим писателем-детективщиком? Пожалуй, он рангом выше.

Детектив в Венгрии

Наряду с собственной традицией, восходящей к французским романам и романтике добрых разбойников, наиболее значительным источником венгерского детектива является деятельность наших художественных переводчиков, представлявших читателям на венгерском языке французских и англо-американских авторов этого жанра. Габорио, Леблан, Дойл, Честертон рано заговорили на венгерском языке благодаря таким известным писателям и переводчикам, как Михай Бабич, Фридеш Каринти, Аладар Шёпфлин, Арпад Тот и многие другие.

Первым венгерским автором детективов смело можно считать писательницу Эмму Орци (1865–1947), завоевавшую мировое имя своими приключенческими романами, в особенности серией «Пимпернел». Несмотря на то, что писала она по-английски и издавала свои произведения в Лондоне, где очутилась в юности, у нее было двойное гражданство в истории литературного жанра — английское и венгерское. Ее темы и образы очень часто навеяны венгерскими воспоминаниями.

В Венгрии попытки освоить жанр делали большей частью журналисты, знавшие читательский спрос и возможности рынка. В стране не сложилось цеха мастеров — группы авторов, работающих взыскательно и занимающихся преимущественно или исключительно детективами. Опубликованные истории, за малым исключением, были ниже литературного уровня и тонули в глубоких водах макулатуры. Не изменили этого положения и изредка публиковавшиеся отдельные бульварные книжонки, полные дешевого волнения, или детективные истории, написанные штурмовавшей ворота литературы молодежью и даже известными писателями и поэтами, охотно бравшимися порой за это, чтобы выйти из безденежья. Подобные истории писали в кафе Карой Аслани, Лайош Биро, Ласло Вечей, Бела Гадор, Андор Келлер, Бела Лелеси, Шандор Лештян, Мартон Ловаси-младший, Тамаш Мой, Андор Немет, Енё Рейто, Калман Строкаи, Ёжи Енё Тершански, Йолан Фёльдеш, Шандор Хуняди, Шандор Шащди, Янош Эрдёди и другие.