"Между прочим, уже проезжая через Берлин, Витте виделся со своим другом, банкиром Мендельсоном, и говорил ему, что России, конечно, придется отдать Японии Сахалин и заплатить большую контрибуцию. Опасаясь сопротивления со стороны Государя, он просил устроить так, чтобы германский император повлиял на Него в сторону уступок".{50}
Еще раньше, в беседе с германским канцлером Бюловым, Витте говорил:
"Как политик, я боюсь быстрых и блестящих русских успехов; они бы сделали руководящие санкт-петербургские круги слишком заносчивыми... России следует еще испытать несколько военных неудач".{51}
Это было сказано в начале июля 1904 года.
В то же время Государь на телеграммы, присылаемые группами русских людей с просьбой не заключать мира, недостойного чести России, отвечал:
"Русские люди могут положиться на Меня. Я никогда не заключу позорного или недостойного Великой России мира".{52}
Зато заграничное "Освобождение", сыгравшее позорнейшую роль с самого начала своей деятельности, все время твердило об уступках Японии. Земский съезд, собравшийся в Москве, устами Петрункевича заявил:
"...Революция — факт. Идти с петициями надо не к Царю, а к народу".{53}
Государь увидел, что земские круги также заражены этим помрачением, каким была больна почти вся русская общественность.
Между тем начались совещания по поводу проекта Государственной Думы, о которой Государь говорил еще раньше 6 июня, заявив:
"Моя Воля — воля Царская — созывать выборных от народа — непреклонна. Пусть установится, как было встарь, единение между Царем и всею Русью, общение между Мной и земскими людьми, которое ляжет в основу порядка, отвечающего самобытным русским началам".{54}
Этот проект совещательного народного представительства получил прозвание "Булыгинской Думы".
На Портсмутской конференции, которая открылась 27 июля, японцы предъявили свои условия. Они были в некоторых пунктах неприемлемы для Государя. Он заявил, что ни о контрибуции, ни об уступках территории не может быть речи. Витте настаивал на уступках. В конце концов Государь согласился отдать Южную часть Сахалина с обязательством не возводить на острове укреплений и, конечно, отказался окончательно от выплаты какой-либо контрибуции. И Рузвельт, и Вильгельм, и Витте были уверены в отказе Японии на эти условия. Япония согласилась на все предложения Государя.
"Присутствующие, и в том числе сам Витте, были ошеломлены. Никто не ожидал, что японцы откажутся от контрибуции и согласятся безвозмездно возвратить половину захваченного ими острова! Витте весьма быстро освоился с положением и уже в беседе с журналистами умело приписывал себе всю заслугу этого успеха".{55}
Но несмотря на окончание войны, после короткого перерыва начались опять волнения. На этот раз впервые была использована всеобщая забастовка. Забастовали железнодорожники почти всех дорог. Они прекращали работу, повинуясь своему руководящему центру, не предъявляя никаких требований. Уже через несколько дней была объявлена всеобщая забастовка, так что Москва была отрезана от внешнего мира. Затем железнодорожники явились к Витте и предъявили ему требования бастующих, которые сводились к Учредительному Собранию, отмене военного положения и свободе стачек, союзов и собраний, а также 8-часовому дню на железных дорогах. После этого Витте при помощи Гурлянда подал программную записку Государю. В этой записке он предлагал отмену всех исключительных положений, введение "свобод", конституцию, расширение избирательного права, автономию Польши и Грузии и... экспроприацию частной земельной собственности. Он также добавил, что есть и другой исход — "идти против течения", но сам он участвовать в этом не будет.
В это время бастующие начали устраивать уличные демонстрации. Происходили вооруженные столкновения толпы с войсками. Государь послал Витте телеграмму:
"Поручаю вам объединить деятельность министров, которым ставлю целью восстановить порядок повсеместно".{56}
Трепову (Петербургскому генерал-губернатору) поручил поддержание внешнего порядка. Витте до принятия назначения настаивал на принятии его программы. Государь колебался, и тут появилась роковая для судеб России фигура Великого Князя Николая Николаевича, который всецело и решительно встал на сторону Витте. В Петербурге появился совет рабочих депутатов. 17 октября они выпустили "Известия Совета Рабочих Депутатов".{57} Государь в это время совещался с И. Горемыкиным, который составил Манифест, в котором, хотя и не было противоположностей к проекту Витте, были выражения: