В 1905 году крестьянин Дмитрий Печеркин, который уже много лет странствовал по всей России, посещая монастыри, убедил Распутина сделаться странником. Григорий Распутин внял его убеждениям и отправился с ним по святым местам. Они были на Афоне, в Иерусалиме, Киеве, а затем появились в Петербурге. Встретившийся с Распутиным в то время епископ Феофан говорит о нем, как о благочестивом страннике.{150} Этот же епископ Феофан ввел Распутина в некоторые дома Петербургского "света", где он произвел очень благоприятное впечатление. Распутину пришлась эта новая для него жизнь весьма по вкусу, и когда Печеркин звал его в дальнейшие странствования, Распутин наотрез отказался.
Надо сказать, что в то время (примерно в 1907 году) многие представители высшего света увлекались и оккультизмом, и спиритизмом, и всякими другими "исканиями", что, конечно, не выходило за пределы поверхностного влечения или моды скучающих от безделья снобов. Таким же образом Распутин попал в дом Великого Князя Петра Николаевича, а затем и к Николаю Николаевичу. Их жены, сестры Анастасия и Милица Николаевны, тоже увлекались "духовными" вопросами, и "духовность" Распутина им была по душе. В то время обе черногорки были еще в дружбе с Государыней Александрой Феодоровной, и они и ввели в Царскую Семью Григория Распутина.
Говоря о Распутине, нужно сказать, что от природы он был не глуп, хитер и он сразу сообразил, что для него выгоднее всего сохранить все свои повадки, носить крестьянскую одежду и говорить на каком-то крестьянском наречии, внося в него какие-то, вряд ли для него самого понятные, отрывки из "писания" (как он объяснял), непонятные выражения, часто без сказуемого или подлежащего, что многим казалось "пророчеством", а для людей, более трезво относящихся к нему, плутовством хитрого мужичонки. Я уже писал, что помощь, которую он оказывал несчастному Алексею Николаевичу, дала ему возможность прослыть "чудотворцем" в некоторых кругах столичного общества. У него появилось много почитателей и почитательниц. Распутин в кругу этих людей часто, как настоящий мужик, напивался, хвастался близостью ко Двору и, что, к сожалению, свойственно не только русским мужикам, безобразничал — пускался в пляс, не стеснялся в "выражениях" и не вел себя, конечно, аскетом. К тому времени он опять предпринял поездки по святым местам, но уже в обществе своих "почитательниц". Излишне говорить, что эти "почитательницы" были искательницами приключений или свято верящими в "благодатность Григория Ефимовича", как верила в него Анна Вырубова. И тут-то и началась свистопляска вокруг Распутина. Очень многие непорядочные и недобросовестные люди, желавшие легко и быстро сделать карьеру, пытались использовать его, другие, наоборот, стараясь всячески дискредитировать Царскую Чету, вовлекали Распутина в кутежи в известных ресторанах и потом рассказывали об этом Urbi et Orbi ((лат.) — Граду и Миру. Название еженедельных обращений папы Римского к своей пастве (ред.)) А для "передовой и прогрессивной" общественности это было манной с небес. Именем Распутина эти подлинные темные силы воспользовались так умело, что даже весьма солидные и вполне порядочные люди стали верить, что Распутин "при помощи Царицы смещает и назначает министров, митрополитов и генералов, установил связь с немецкими шпионами и является подлинным правителем России, игнорируя слабовольного и неумного Царя". Ведь могла же записать в свой дневник 3. Гиппиус (жена Д. Мережковского), у которой был общественно-политический салон (как и перед "великой" французской революцией, эти салоны сыграли самую гадкую роль в распространении всяких злостных сплетен и клеветы), "в перерывах безпробудного пьянства и разврата, Гришка правит Россией".{151}
Все эти мерзкие слухи распространялись и в Петербурге, и Москве, причем Императорская Фамилия, за исключением очень немногих, как, например, благородного и гуманного Великого Князя Константина Константиновича, его брата Дмитрия Константиновича и еще нескольких, принимала в этом живейшее участие.
Даже Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна и сестра Государыни Великая Княгиня Елизавета Феодоровна не составляли, к сожалению, исключения. В особенности же старались в этом "черногорки" (black women ((анг.) — черные женщины (ред.)), как называла их Государыня) и Великая Княгиня Мария Павловна Старшая.