42. Теперь я должен сделать шаг, который окончательно все запутает и вместе с тем не сделать его нельзя. Утвердив возможность существования невероятной фактичности, мы, тем самым, утверждаем возможность как ее правдоподобия, так и неправдоподобия, хотя это и вступает в противоречие недавно сказанному, поскольку правдоподобие и неправдоподобие было замкнуто в границах вероятного. Это так и было, но только пока вероятное соотносилось с реальностью, невероятное же из нее выпадало. А вот если соотносить вероятное с невероятным, полагая невероятное чем-то существующим (а в книжной реальности невероятное существует), то и оно может быть более или менее похожим на правду (например, полет на метле будет неправдоподобным, а вот космическое путешествие в соседние галактики можно преподнести и вполне правдоподобно). Таким образом, как вероятное у нас распадалось на нечто правдоподобное (вполне вероятное) и неправдоподобное (маловероятное), так теперь и невероятное распадается на… только здесь точкой отсчета является неправдоподобие (вполне невероятное), от которого воспроизводится правдоподобие (невероятное, но кажущееся осуществимым). Это различение и помогает отделить фантастику от сказок — сказки невероятно-неправдоподобны, фантастика же подводит реальную основу под самые невероятные вещи [8]. Только теперь и должна стать понятной приведенная в самом начале классификация литературных направлений, которую я, конечно же, не мог сформулировать, не дойдя до этой стадии рассуждения. Но может быть тогда и стоило поместить ее сюда, а не в начало? Нет, пусть уж стоит там, куда поставили. Хозяин я, в конце концов, или не хозяин своего текста? Хозяин, барин, путаник, и, как выясняется теперь, еще и самодур. Что же остается делать читателю, имея дело с таким странным автором? Читать дальше, разумеется.
43. Будем считать, что мы определились с типами фактичности сказок и фантастических произведений. А вот что теперь стало с убедительностью? В чем убедительность сказки (вообще всяких неправдоподобных историй)? Очевидно, что не в правдоподобии — нечто неправдоподобное не может стать убедительным, утратив свою сущность. Но и не в Истинности же? Это не такой простой вопрос — Истинность или Правда жизни (удерживаем в уме сделанные понятийные уточнения) всегда убедительна, и для сказок это в целом верно точно так же, как и для реалистической литературы, но изначально само неправдоподобное невероятие сказки делает акцент на чем-то другом, убеждает чем-то другим. И здесь я тоже не буду делать даже намека на попытку придумать что-то новое. Возможно, будет проще понять, чем именно убеждают нас сказки, если мы подумаем о том, чем нас так пленяют различные приключенческие истории, которые и являются реалистическими сказками. А я уже и произнес слово, которое чрезвычайно важно — они нас пленяют. Можно привести целый ряд подобных слов — пленять, очаровывать, поражать, в общем, увлекать. Итак, к избитой всеми писателями Правде жизни, убеждающей в реалистической литературе, прибавим не менее избитую увлекательность, должную убеждать в литературе, удаляющейся от реализма. В отношении же сказок я полагаю более уместным другое слово — удивительность, в силу того что чудеса удивительны по самой своей чудесной природе. Поэтому, я предлагаю читателю удерживать в уме весь возможный ряд эпитетов, (пленять, очаровывать и т. д.) — но в качестве объединяющего слова в отношении убедительности сказок я все же остановлюсь на слове «удивительность». Впрочем, не стоит особенно настаивать, чтобы слово было именно таким, а не другим; в конце концов, мы ведь здесь не для того, чтобы играть в слова, а суть я думаю, ясна. Итак, убедительность сказки синонимична ее удивительности.
44. Вообще-то еще ранее следовало отметить, что и убедительность слов о реальности подпитывается не из одного, а из двух источников — во-первых, слова могут быть правдоподобны, а во-вторых, это могут быть просто какие-то удивительные слова. Рассказчик может сплести блистательную историю, прямо такую, что — ах!, и все слушатели будут у его ног, но в истории этой, тем не менее, не будет ни слова правды. Рассказчик может рассказать чистую правду, но никто его и слушать не захочет. Он может и не быть футболистом, но так рассказать о том, как он забил вчера пять голов, что мы просто не сможем ему не поверить. Напротив, он может быть футболистом, и рассказать о случившемся вчера чуде так плохо, что мы заснем во время его рассказа. Да и кто сказал, что хороший футболист будет и хорошим рассказчиком? Это почти невероятно, хотя и случается.
8
Мне кажется, что неплохую основу для сравнения разных литературных направлений (в дополнение к общей классификации) дает различение реальности, в которой происходят события и способа действия в пространстве этой реальности. Так, в строго-реалистической литературе и реальность реальна (правдоподобна) и образ действия реалистичный. В приключенческой литературе – реальность остается правдоподобной, зато образ действия становится неправдоподобным. В фантастике реальность является неправдоподобной, образ же действия реалистичен (правдоподобен), наконец, в сказках неправдоподобны и реальность и образ действия – что и делает сказку чем-то совершенно невероятным. Углубляться в этот вопрос в данном рассуждении я не буду, пусть внимательный читатель сам решит, имеет ли право на существование подобный подход или нет.