— Господи, Инна! — развел руками Олег и тут же добавил: — Впрочем, все ожидаемо.
— Что ты хочешь сказать?
— Я же тебя помню той Инной, которая пришла волонтером в больницу, опекала меня и однажды не подала мне костыль.
— Я сделала это специально. Ради тебя.
— Это было жестоко. Я ненавидел тебя. Ты мне казалась злобной стервой. А еще — маленькой карьеристкой. Такие в школах бывают.
— А когда ты понял, что я не такая?
— Позже. Когда меня выписали. Когда вернулся в интернат. Я о тебе думал все время. И зауважал за то, что тебе хватило духу так вести себя. Ты не жалела меня. Для этого нужен характер. И вот сейчас он еще раз проявился.
— Ты захвалишь меня. Я сделала много ошибок в этой жизни.
— А кто их не сделал? И я тоже ошибался.
— Кстати, — закашлялась Соломатина, — ты не удивился, что я позвонила из Осло?
— Нет. Я ждал твоего звонка.
— Что? Так вот и ждал? Буквально каждый день? А сам между тем после нашей встречи в Озерске ни разу не объявился!
Федотов молча улыбался. Соломатина смутилась. Она опять вспомнила слова своей напарницы Вари: «Ну и дура вы, Инночка. Вы всю жизнь могли прождать. Понимать же надо!..»
— Федотов! — решительно начала Соломатина. — Федотов! Понимаешь, я хочу сказать, что я хочу выйти за тебя замуж. Стоп! Не перебивай…
— Да я не перебиваю, — посмеивался Федотов.
— И хорошо. Иначе я никогда тебе этого не скажу. Олег, вот нам с тобой уже за тридцать… не будем уточнять, как далеко.
— Мне так уже тридцать шесть, — рассмеялся Федотов, — если я ничего не путаю.
Соломатина посмотрела на него строго:
— Не перебивай. Я собьюсь с мысли.
— Извини.
— Так вот. Я хочу сказать, что делаю тебе предложение. Руки и сердца. Я хочу стать твоей женой.
Повисла пауза. Женский голос сообщил о посадке еще одного лайнера и предупредил о том, чтобы пассажиры не доверяли свои вещи незнакомым людям. Федотов внимательно смотрел на Соломатину, та старательно что-то искала в сумочке. Молчание затягивалось.
— Ну что ты будешь делать! Не могу найти помаду. Она вечно теряется, — пробормотала Инна, и в ее голосе послышались слезы, — да не смотри ты на меня так, Федотов!
Она в сердцах швырнула салфетку в чашку с кофе.
— Иди ко мне, летчица моя! Что же с тобой делать, железная моя женщина?!
— Женись, — пробормотала Инна, взяла руку Федотова и уткнулась в нее лбом.
— Я не могу.
— Знаю. Татьяна твоя, я в Озерске вас видела. Ты любишь? Вы поженились? У вас дети, да?
— Мы не поженились и детей нет. Люблю ли? — Олег замолчал. — Ты же понимаешь, я не могу сейчас о ней говорить. Нехорошо это. Хотя если уж ты спросила. Татьяна — это другое. Я — счастье для нее. Ты — счастье для меня. И мне страшно причинить вам обеим боль. Сейчас разбить ее жизнь. А потом — осложнить твою.
— Понимаю. Но как же мы? Так ведь не бывает — столько вместе пережить…
— Инна, — Федотов мягко отнял у нее свою руку, — мы с тобой ничего не пережили. Мы встретились, будучи школьниками. Глупыми, дерзкими и не очень соображавшими, что к чему… И потом мы не встречались. Переписывались, но встреч почти не было.
— Почти не было…
— Хорошо, были, но ты же сама понимаешь… Этого мало.
— Понимаю, Федотов, — Инна вдруг перестала психовать. Она поняла, что это последний их разговор. После они уже ничего не смогут сделать.
— Я все понимаю, Олег. И думаю, дело в твоей ноге. В том, что у тебя инвалидность. И в том, что, разговаривая со мной, ты забываешь о том, что победил все, включая диагнозы и прогнозы врачей. Что там тебе доктор говорил? Что на всю жизнь два костыля. И почти лежачий образ жизни. А что мы имеем? Мы имеем успешную карьеру. Да, ты не ученый-математик. Хотя и мог бы им стать. Если бы не испугался. Но ты и так многого достиг. Ты инженер-строитель, общественный деятель. Тебя знает весь Озерск и половина Москвы. Я наводила справки. И знаешь, почему ты сейчас вспомнил свою инвалидность? Потому что ты боишься стать обузой. Ты боишься, что мне достанется муж-калека. Так вот, ты можешь этого не бояться. Мне все равно, как ты ходишь. Мне важно, что между нами было чувство. И что со временем оно никуда не делось. Понимаешь? Ни мой Антон, ни твоя Татьяна не могут заслонить то, что когда-то возникло. И если со стороны это покажется смешным, то мы-то с тобой знаем, чувствуем, что оно есть. Только надо признаться себе в этом. А ты трусишь. Я — нет. Я не боюсь. Я поэтому и позвонила тебе. Я понимаю, что время не наш союзник. И надо спасать то, что было. И потом, я тебя люблю. Знаешь, есть такое чувство, которое не обжигает, но согревает, как хороший камин. И долго держит тепло. Чтобы не происходило в моей жизни, я всегда помнила о тебе. И этим нельзя пренебречь.