Возвращаясь назад, все-таки для полного понимания ситуации следует обратить внимание еще на один момент в действиях Калугина в те времена. Он пытался втянуть в свою орбиту борьбы против КГБ и других сотрудников госбезопасности. Как он это делал в отношении одного из них, он рассказывает в своей книге. Еще в 1987 году, подготавливая очередное письмо в ЦК КПСС, он обратился за помощью к своему другу бывшему резиденту Борису Соломатину, который к этому времени так же, как и Калугин, находился в резерве КГБ и работал под крышей Госплана СССР. Соломатин хотя и поддержал Калугина, но принять участие в публичной критике отказался. В 1990 году, когда они вдвоем уже находились на пенсии, Калугин вновь приехал к Соломатину с такой же просьбой, но получил в итоге также отказ.
Выступления Калугина открыто поддержали всего два бывших сотрудника. Один из них бывший начальник Гатчинского районного отдела Ленинградского УКГБ и другой — бывший работник ПГУ. Свои протесты они, конечно, опубликовали в СМИ.
Первый — подполковник запаса Юрий Шутов, осуждать которого в поддержке Калугина трудно. Он был его подчиненным, видел в нем карьерного разведчика и, вероятно, не разобрался в личных качествах. Калугин в 1989 году показал ему свое первое ленинградское письмо в ЦК КПСС и получил согласие на поддержку. Тогда он прикрылся перед Шутовым своими партийными позициями.
Второй — полковник запаса Михаил Любимов, бывший работник ПГУ, в письме, опубликованном в еженедельнике «Московские новости» 8 июля 1990 года, в частности, пишет:
— Многое в заявлениях КГБ рассчитано на простаков. Скажем, утверждения о том, что после освобождения Калугина от руководства управлением внешней контрразведки оно «заработало так же, как оно и должно было работать». Разведка не колбасный завод, где новый директор может заменить всю технику и кадры, наладить мясопоставки и завалить своей продукцией всю страну. В разведке успехи в большой степени зависят от долговременных факторов и от случая (например, предложение секретной информации сотрудником ЦРУ); механизм, кадры и методы работы разведки не могут вдруг кардинально меняться с приходом и уходом нового начальника. Протестуя против гонения Калугина, я отказываюсь от знака, который КГБ вручает за заслуги: «Почетный сотрудник госбезопасности».
Не останавливаясь подробно на этих бессодержательных высказываниях и не комментируя отказ от почетного знака (хотя скрытая подоплека понятна), кстати, высоко ценившегося оперативным составом разведки, скажу кратко — без полной веры своей Службе не надо было и начинать служить в ней. Каждому ясно, что в разведке есть много того, чего не могут знать все. Ее словам просто надо всегда верить, иначе работа не сложится. Наверное, агент ЦРУ — Калугин — не способствовал вербовкам агентов советской разведкой среди своих американских коллег. Мог ли препятствовать? И мог, и препятствовал, и срывал, и предавал. Поэтому колбасный завод, используя метафору Любимова, часто выпускал брак, простаивал — директор тайно воровал сырье, полуфабрикаты и готовую продукцию! Подпольную продукцию продавал из под прилавка — все как в обычной жизни, так и в разведке. И тут с уверенностью можно применить сослагательное наклонение: находись Калугин во главе внешней контрразведки не было бы Эймса и других. Не так ли?
Но все-таки следует еще раз подчеркнуть, что не только Калугин наносил ущерб государству. Наряду с ним успешно действовала и другая агентура, в том числе и агенты влияния. Поэтому вопрос о чистоте рядов государственных служащих, и в первую очередь обеспечивающих безопасность страны и не только в спецслужбах, всегда должен рассматриваться как главный. Проблема не из легких, нужен обширный и глубокий анализ, трезвые оценки и выводы, но основе которых следовало бы выработать этический кодекс служащих России. Материала для этого, как мне кажется, вполне достаточно.
Став депутатом и получив дипломатический паспорт, Калугин при первой же возможности выезжает на Запад. Первая поездка состоялась в сентябре 1990 года в Голландию на международный конгресс по перестройке. Вот, как он описывает в книге свое появление за границей:
— Я был опьянен чувством свободы, которую впервые испытывал после десяти лет жизни в СССР. Я гулял вдоль каналов Амстердама, наполняя свежим морским воздухом свои легкие, и ощущал себя заново рожденным.