Но все-таки следует еще раз подчеркнуть, что не только Калугин наносил ущерб государству. Наряду с ним успешно действовала и другая агентура, в том числе и агенты влияния. Поэтому вопрос о чистоте рядов государственных служащих, и в первую очередь обеспечивающих безопасность страны и не только в спецслужбах, всегда должен рассматриваться как главный. Проблема не из легких, нужен обширный и глубокий анализ, трезвые оценки и выводы, но основе которых следовало бы выработать этический кодекс служащих России. Материала для этого, как мне кажется, вполне достаточно.
Став депутатом и получив дипломатический паспорт, Калугин при первой же возможности выезжает на Запад. Первая поездка состоялась в сентябре 1990 года в Голландию на международный конгресс по перестройке. Вот, как он описывает в книге свое появление за границей:
— Я был опьянен чувством свободы, которую впервые испытывал после десяти лет жизни в СССР. Я гулял вдоль каналов Амстердама, наполняя свежим морским воздухом свои легкие, и ощущал себя заново рожденным.
За пятнадцать месяцев депутатства он посетил Голландию, ФРГ, Японию, Францию, Болгарию и дважды США. Работать депутатом не было ни времени, ни тем более нужды и желания. О таком прикрытии можно было лишь мечтать.
Где-то в августе 1991 года, за несколько дней до политических событий, известных как «путч ГКЧП», Яковлев позвонил Калугину и попросил срочно встретиться. Влияние «колумбийца» на Горбачева в этот период времени ослабло, и в первую очередь, благодаря материалам КГБ о связях с американскими спецслужбами. Встреча произошла на улице в районе Белорусского вокзала, недалеко от которого жил Яковлев. Как вспоминает позже Калугин, во время встречи они находились под плотным наружным наблюдением КГБ. На вопрос Калугина, почему надо встречаться на улице, Яковлев ответил, что «их квартиры прослушиваются». Яковлев рассказал, что знакомый ему работник КГБ доверительно предупредил его о возможности организации покушении на него и бывшего министра иностранных дел Эдуарда Шеварднадзе: Я хотел, чтобы ты знал об этом, если что-нибудь со мной случится. Я написал записку об этом предупреждении и положил ее в сейф. Скажи мне, возможно ли такое? Калугин ответил, что во времена Андропова политические убийства были невозможны. Но при нынешнем руководстве, он их не исключает.
19 августа 1991 года в шесть часов утра Калугин, услышав по радио сообщение о создании ГКЧП, сразу же позвонил Яковлеву. Короткий предупредительный разговор закончился фразой: Мы должны быть готовыми ко всему.
21 августа стало известно об аресте членов ГКЧП. В стране во всю разворачивается политическая буря. 22 августа КГБ временно возглавил новый председатель, начальник разведки Леонид Шебаршин. На совещании руководства Комитетом подготовлен приказ о запрещении деятельности партийных организаций в системе госбезопасности. Голос вновь испеченного «демократа» Калугина звучит на волнах радио Би-би-си: «КГБ выступил в роли главного организатора антиконституционного заговора. Я бы сейчас на месте президента не только расформировал КГБ СССР, а подверг аресту его руководителей».
Вечером при свете прожекторов с комитетского здания на Лубянке, включенных чекистами по просьбе организаторов проходящего митинга, мощными автокранами под крики толпы низвергается памятник Феликсу Дзержинскому. Ни в чем не виноватый «железный Феликс» ответил за прегрешения предшествовавших поколений.
«Ликвидаторы»
23 августа президент назначает председателем КГБ СССР Вадима Бакатина.
На быстро собранной коллегии «мягким актерским тоном он заявил, что «пришел в КГБ, чтобы его ликвидировать», — воспоминает ее участник генерал Николай Леонов.
И вновь рядом с Горбачевым всплывает «непотопляемый» Яковлев. Не теряя ни дня в это стремительно летящее время, он получает согласие президента на создание группы советников по реформам КГБ при новом председателе. Одним из них по рекомендации Яковлева Бакатин назначает колумбийского друга Калугина. В книге Калугин пишет: «Неделю спустя после низвержения памятника Дзержинскому, мне позвонил Яковлев, который вновь был с Горбачевым. Он просил меня поработать с новым руководителем КГБ Вадимом Бакатиным. Я отказался, полагая, что мне достаточно моих лет работы в КГБ. Но Яковлев настаивал: «Бакатин позвонит тебе, не отказывайся. Пойди и поговори с ним». Через несколько дней я оказался в кабинете…».
Требования, якобы выдвинутые им Бакатину — восстановление звания и наград, прекращение уголовного дела.
Бакатин же об этом времени пишет: «Генерал Калугин, уже в годы перестройки лишенный воинского звания, пенсии за то, что осмелился честно рассказать о порядках и нравах, царивших в КГБ. Он один из первых попросил о встрече, и в дальнейшем откровенные разговоры с ним немало помогли мне в работе по реформированию Комитета. Калугин был полностью восстановлен в своих правах». Оказывается, не Бакатин вызывал Калугина, как он пишет, и заимствованным из нее диалогом между ними начинается эта книга, а Калугин попросил о встрече и, сойдясь во взглядах, предложил «реформатору КГБ» свои «услуги». Опять попытка скрыть свои истинные устремления, но уже у двоих — у Калугина и Бакатина. Вот такова честность обоих! Зачем эта ложь? Задумаемся.
Поразительный для восприятия, но, вероятно, не вымышленный факт — еще один агент ЦРУ являлся членом советнической группы при Горбачеве по реформированию КГБ. Советский дипломат, специализирующийся на вопросах разоружения, служащий ООН до 1977 года, предложивший свои услуги ЦРУ в Нью-Йорке в 1972 году, затем работник Института США и Канады в Москве — Сергей Федоренко, посетивший Нью-Йорк в ноябре 1989 года, восторженно рассказал об этом своему куратору из советского отдела ЦРУ Олдричу Эймсу: «Жизнь полна приятных совпадений, Угадайте, в реформации какого органа советского государства я участвую? КГБ! Я вхожу в команду советников Горбачева по реорганизации КГБ!». В июне 1990 года Федоренко и его жена бежали в США.
Следует отметить, что уже немало работников в те годы из Комитета уволились. Непопулярность Бакатина усилила отток кадров. Кроме того, сотрудники, имевшие право на неполную или полную пенсию по приказу нового председателя подлежали увольнению, а у кого выслуги лет не набиралось, списывались по статье «в народное хозяйство». На руководящие должности ставились, в основном, сторонники «демократов». Многие назначения проводились на личной основе. Профессиональные знания мало кого интересовали.
К Комитету госбезопасности Бакатин относился резко отрицательно. Он постоянно подчеркивал, что «традиции чекистов надо искоренять, чекизм как идеология должен исчезнуть». Его деятельность краткая по времени, но весьма разрушительная по содержанию, вызвала широкое недовольство оперативного состава. Впервые за всю историю органов госбезопасности дело дошло до образования в Комитете общественной организации, требовавшей отстранить Бакатина от должности.
В такое смутное время можно было выловить любую рыбку. За ней и бросился Калугин. Первым делом постарался убрать из КГБ тех людей, которые хорошо его знали и могли воспрепятствовать его целям. Он сразу же передал Бакатину перечень, примерно, двадцати фамилий работников, которым можно доверять и значительно больший список тех, кто мог якобы выступить в защиту «старого режима» и кому верить нельзя. Вторым объектом стал архив КГБ — надо срочно уничтожить все компрометирующие материалы на себя и «колумбийского» друга. Эти цели также преследовал подготовленный Бакатиным проект Указа президента о восстановлении Калугина в звании генерала в запасе и возвращении государственных наград. Все материалы, на основе которых готовился прежний Указ того же президента о лишении, были признаны сфальсифицированными «путчистами» и подлежали уничтожению. Через неделю Указ был согласован с Горбачевым и подписан, уголовное дело прекращено за отсутствием события преступления. Но слишком откровенные действия Бакатина по защите своего сторонника получили тайное противодействие. Материалы на Калугина и Яковлева формально были уничтожены, но в целом сохранились. Такой вывод подтверждается известным «Письмом генералов КГБ А.Н. Яковлеву»: …Что касается разоблачительной информации, можете не обольщаться: ваши коллеги по стажировке в США не сумели ее уничтожить. Можете поверить нам на слово: в КГБ никогда и ничего не пропадало. Мы заблаговременно позаботились о том, чтобы ничего не пропало.