— Когда я возглавил в 1973 году Управление “К” (так называлось тогда подразделение внешней контрразведки — Примечание автора), то стал кропотливо изучать дело Артамонова и у меня возникли обоснованные сомнения. Нечто странное было в его деле. Ларк работал на нас в Вашингтоне с 1967 года (год дан неправильный, он стал агентом в марте 1966 года. — Примечание автора), но при внимательном рассмотрении передаваемых им материалов можно было увидеть, что, несмотря на то, что большинство их было секретными, они содержали мало информации о деятельности американской армии и разведки. Он многое обещал. Так, например, сообщить о перебежчике Юрии Носенко. Но все, что он мог сказать о нем, так это то, что он проживал где-то вблизи Вашингтона (Ларк сообщил точный адрес Носенко, по которому проводил установку наш нелегал. — Примечание автора). Я проинструктировал нашего работника в Вашингтоне передать Ларку, чтобы он снабдил нас элементарной информацией, из которой было бы ясно о его честной работе с нами. Один из документов, который я просил получить от Ларка, был секретный справочник внутренних телефонов Управления военно-морской морской разведки (задание было дано по справочнику РУМО. — Примечание автора). К нему Артамонов без всяких проблем имел доступ. На следующей встрече оперативный работник попросил Артамонова снять фотокопию этого справочника.
Далее Калугин подробно описывает, как Ларк “не смог” сфотографировать справочник, вернул фотокамеру, как второй раз “пытался” снять фотокопию и указывает все детали, которые в действительности имели место, но не в 1974 году, а в 1969-70 годах, и он о них тогда не знал. После всего происшедшего с фотографированием Калугин встревожился:
— Я стал все больше и больше убеждаться, что Ларк второй раз обманул свою страну. “Есть один путь определить, честен ли он”, - сказал я своему помощнику — “Давай пригласим его в Канаду”.
Калугин “посылает” Ларка в Монреаль в 1974 году на встречу со своим помощником, но, как известно читателю, это было весной 1971 и помощник был не его, а Боярова — Борис Копейко. Сотрудник резидентуры якобы сказал Ларку, что там он встретится с представителем КГБ, ответственным за операции нелегалов в Северной Америке, и это вновь неправда — Ларку о нелегале было сказано в 1970 году. “От нашего высокопоставленного агента в канадской контрразведке стало известно, что ФБР контролировало встречу и обеспечивало безопасность Ларка, как своего агента. Все стало на свои места — Ларк дурачил нас шесть лет”, - пишет Калугин. И далее:
— Возник вопрос: что с ним делать?.. У меня была другая идея — получить его в наши руки. Мы знали, что американская разведка проглотит наживку — передачу Ларка на связь нелегалу. Вывести его в Австрию, захватить и переправить в Чехословакию, а затем перебросить в Москву.
У Калугина получается, что в 1974 году по его личной инициативе и под его руководством были проведены проверочные мероприятия по Ларку, составлен план вывода с “приманкой” нелегалом и прочее. Такая ложь вызывается оперативными соображениями ЦРУ, но и одновременно преследует цель самовосхваления — он в глазах читателя книги разоблачил подставу ЦРУ. В действительности же он до 1973 года не принимал участия в деле Ларка, никаких идей по нему не реализовывал. О проверке и ее результатах узнал не ранее начала 1971 года от Боярова. Но зачем бывшему генералу, начальнику внешней контрразведки ПГУ, такому “блестящему профессионалу”, как им он себя преподносит, выдавать чужое за свое, сдвигая сроки проверочных мероприятий? Ответ будет дан чуть ниже.
Касаясь дела Ларка, следует отметить каждую неверно описываемую Калугиным деталь. Он сдвигает и некоторые другие даты в этом деле. Так, описывая приезд в вашингтонскую резидентуру заместителя по линии КР Николая Попова и активизацию мероприятий по установке Ларка, указывает 1967 год, хотя вербовка Ларка состоялась еще в марте 1966 года. Попов и сотрудник нью-йоркской резидентуры Анатолий Киреев в июне 1967 года были объявлены персонами нон грата в связи с арестом двух раскрытых друг перед другом ценных агентов из числа шифровальщиков Пентагона, проработавших на советскую разведку много лет. В прессе разразилась весьма громкая антисоветская кампания, и Калугин не мог о ней запамятовать. Об этом деле в книге он вообще не упоминает, хотя пишет об аналогичных событиях. Причиной разоблачения этой агентуры американские спецслужбы, как обычно, назвали несоответствие их доходов расходам. Но, как несколько позднее сообщала американская пресса, в действительности к ним под видом “нового друга” был подведен агент ФБР, которого они стали вербовать и он их “сдал”. Попов отработал с этой агентурой около двух лет и о ее существовании опять-таки знал Калугин. Мне представляется, что именно он сообщил ЦРУ о работе Попова и Киреева с этими ценными агентами и ФБР удалось их выявить. Этим и объясняется сдвиг даты приезда Попова и умолчание о провале. Кстати, весьма примечательно, что во все последующие годы вплоть до наших дней ни в прессе, ни в “шпионской” литературе этот случай не упоминается.
Но существует еще одна важная страница предательства Калугина в деле Ларка, дающая ответ на вопрос о мотивации искажения сроков его проверки. В августе 1972 года Владимир Меднис, резидент КГБ в Монреале, работавший под прикрытием советского консула, получил устную информацию от своего высокопоставленного надежного источника в канадской спецслужбе, назовем его условно агентом “Икс”, о том, что “в ближайшем окружении председателя КГБ Андропова действует агент одной из западных разведок, который располагает возможностями проводить кадровые перестановки в КГБ на довольно высоком уровне. ЦРУ крайне заинтересовано в том, чтобы использовать этого “крота” для продвижения своей агентуры в подразделениях КГБ на руководящие должности. Этот агент был завербован не ЦРУ, а разведкой одной из стран НАТО, которая не соглашается передать его американцам, предлагая работать с ним через них. Американцы же, в свою очередь, не намерены раскрывать даже перед союзником по НАТО свою агентуру в КГБ и решительно настаивают на передаче им агента. Переговоры по этому вопросу ведутся на межгосударственном уровне. Икс готов предпринять все усилия к тому, чтобы используя имеющиеся у него каналы получить дополнительные данные, которые позволили бы установить и разоблачить этого агента”.
Опасаясь утечки информации при пересылке этого сообщения в Центр обычным путем через резидентуру в Оттаве — а Меднис полагал, что для этого у него были достаточные основания, и возможного по этой причине провала своего ценного агента, он, получив разрешение, вылетел для личного доклада в Москву. В Ясеневе слово в слово изложил сообщение агента Калугину, являвшемуся в то время заместителем начальника Службы внешней контрразведки, который тут же доложил заместителю начальника ПГУ Сергею Кондрашову. На следующий день Кондрашов вызвал Медниса и вместо постановки ожидаемых оперативных задач устроил ему настоящую “выволочку” за то, что он “не сумел наладить деловые отношения с резидентом в Оттаве” и поднял панику по поводу “непроверенных и явно сомнительных сведений” о ситуации в коллективе оттавской резидентуры, полученных от источника, “честность и искренность которого всегда вызывали сомнение”. Меднису было предложено навсегда забыть, что “в ближайшем окружении Андропова может действовать вражеский агент”. Было сказано: “Ты что-то тут не понял, или вообще это плод чьего-то воображения”.
Перед возвращением в Монреаль Меднис в разговоре с Калугиным заявил, что не согласен с мнением руководства, продолжит работу по установке “крота”, и письменное сообщение Икса по этому вопросу перешлет в Центр дипломатической почтой. Но только после того, как в оттавской резидентуре будет запрещено вскрывать почту монреальской точки. Калугин с этим предложением согласился, но в обговоренные сроки указания по этому вопросу Меднис от него не дождался.