Он снял шляпу, когда Гарри поравнялся с ним.
– Прошу прощения, сэр, – пробормотал он низким, сиплым голосом.
Юноша остановился.
Том достал квадрат грязной бумаги:
– Прошу прощения, сэр, вы уронили.
Гарри никогда прежде не видел этого листка и не имел желания прикасаться ни к чему, что держал в руках золотарь. И все же он взял листок. Он пошел дальше с запиской, держа ее в нескольких дюймах от тела. Гарри не смотрел на листок, пока не оказался в своей гостиной.
Аркдейл бросил обрывок бумаги на каминную полку и вымыл руки. Затем присел перед камином и взял щипцы и бумажный жгут для раскуривания трубки. При помощи этих инструментов он развернул записку. Обычно Гарри не был столь брезглив, но в грязных руках Тома Говнаря таилось нечто, способное нарушить любую сложившуюся привычку.
Ни приветствия, ни подписи на листке не было, но Аркдейл немедленно узнал аккуратный каллиграфический почерк Соресби.
Молю Вас оказать мне милость и встретиться с подателем сего в час дня на речном конце Милл-лейн. Он отведет Вас ко мне.
Гарри внезапно разозлился. Да кем этот Соресби себя возомнил? Одно дело, когда джентльмен испытывает жалость к несчастному бедолаге, и совсем другое, когда грязная бумажонка зовет его на гнусное рандеву с отвратительным дядюшкой этого бедолаги. Их же могут увидеть вместе! Это совершенно недопустимо.
Элинор услышала стук в дверь, шаги в прихожей и тихие голоса. Она отложила перо и прислушалась. Затем Бен поднялся и сообщил, что мистер Холдсворт находится внизу и просит сообщить о своем приходе, но не намерен навязывать свое общество, а только хочет спросить о здоровье директора.
– Вели ему зайти, – приказала Элинор.
Слуга вышел. Она убрала письмо леди Анне под промокательную бумагу, метнулась через комнату и изучила свое отражение в зеркале над каминной полкой. На нее смотрело собственное лицо с темными бровями, суровое и печальное. Неяркое серое платье, подходящее для супруги человека на пороге смерти. Женщина поправила чепчик и убрала под него прядь волос. Лучше не стало. Она все равно походила на пугало.
Бен объявил о приходе мистера Холдсворта. Его образ, сложившийся в голове, не вполне отвечал реальности, что тревожило.
– Как здоровье доктора Карбери? – немедленно спросил Джон. Время, проведенное на мельнице, покрыло его лицо здоровым румянцем.
– Немного лучше, благодарю, сэр. Простите, но я не хочу его беспокоить. Он сейчас спит. Но я знаю, что он будет весьма признателен, если вы нанесете ему визит во время бодрствования. Я рассказала ему, что вы и мистер Фрэнк вернулись в колледж.
– Будет ли он в состоянии принять меня?
– Этого я сказать не могу. Если вы заглянете около двух, то, возможно, застанете его бодрствующим.
– Рад сообщить, что мистеру Фрэнку становится все лучше. Я питаю обоснованные надежды, что знакомая обстановка и старые друзья довершат его исцеление.
– Я непременно упомяну об этом доктору Карбери… и леди Анне. – Элинор указала на стол. – Я как раз ей пишу.
Внезапно у них закончились темы для разговора. Молчание продлилось столь долго, что перестало быть терпимым и даже вежливым. Элинор пожалела, что он смотрит на нее с таким неослабным вниманием, тем более что ее внешность оставляла желать лучшего.
– Есть еще кое-что, мадам, – наконец произнес Холдсворт. – Вопрос, который я хотел поднять в личной беседе с директором, но, полагаю, учитывая обстоятельства, мне следует довериться вместо него вам. Вы позволите?
Она наклонила голову в знак того, что ей можно довериться, но ничего не сказала. Волоски у нее на затылке стали дыбом.
– Вопрос крайне деликатен.
Хозяйка откинулась на спинку стула, готовясь к уместному отпору на случай, если Джон замыслил дерзость. Ее опасения показались подкрепленными, когда он придвинул стул ближе и наклонился к ней.
– Это связано с мистером Уичкотом, – тихо произнес он. – Он перебрался в колледж, чтобы спастись от приставов, и захватил с собой кое-какие бумаги. Многие люди, в Кембридже и не только, предпочли бы, чтобы эти бумаги были изъяты. Один из них – мистер Фрэнк. И я уверен, что уничтожение бумаг также послужит на благо колледжа.
– Что за бумаги?
– Клуба Святого Духа, мадам. Уичкот рассчитывает поправить свое положение с их помощью.
Элинор облизала губы:
– Шантаж?
– Если его не остановят.
– Вы уверены? Нельзя обвинять джентльмена в столь серьезном проступке без веских оснований.