– А вы уверены, что тут никак не изловчиться?
Иисус покачал головой:
– Борьбу изобразить невозможно. Да еще с таким-то лицом. Уверяю вас, ничего не выйдет.
Миссис Фиар потеребила кайму своей накидки.
– И что, вы скажете ему подождать?
– Ему неймется, мэм. Он не привык, чтобы ему прекословили. Его пыл не остудить барнуэлловской шлюхой, даже подвернись она нам в такой час. Когда вы отыщете замену?
– Через месяц, быть может. И все равно мне придется нелегко. Это не скоро забудут.
– Он стоит больше всех остальных, вместе взятых. Но я не могу ему сказать, что она умерла. Придется объявить, что она испугалась предстоящего и растворилась в ночи.
– Есть еще одно затруднение, – заметила миссис Фиар. – Что нам делать с… этим?
Иисус обернулся и снова посмотрел на белое тело на белой кровати.
Внезапно время помчалось вскачь. События принялись наступать друг другу на пятки в беспорядочной спешке. Снаружи раздались громкий голос и шаги. Ручка двери повернулась. Иисус рванулся к двери, чтобы удержать ее закрытой, но путь ему преградила кровать и мертвая девушка. Миссис Фиар с поразительной скоростью повернулась к источнику звука, но ее юбка зацепилась за угол стола, и дверь уже распахнулась, прежде чем она успела освободиться.
Фрэнк Олдершоу покачивался на пороге. Лицо его было красным, жилет – расстегнут.
– А, вот вы где, Филип, – произнес он. – Я весь горю, ей-богу, не могу больше ждать.
Он заметил миссис Фиар, и ее неожиданное присутствие заставило его запнуться. Но он был слишком пьян, чтобы вовремя остановиться, и договорил умирающим шепотом:
– Ну и где же вы спрятали мою сладкую невинную крошку?
Тело было найдено в Иерусалим-колледже утром в пятницу, 17 февраля. Солнце еще только вставало. Сады колледжа были погружены в серый полумрак, который позволял различать общие очертания предметов, но скрывал подробности.
Мужчину, обнаружившего тело, звали Джон Флойд. Но все – порой даже собственная жена – именовали его Том Говнарь. Он был таким же бурым, как его прозвание, искатель ненужных безделушек, выброшенных воспоминаний и извергнутых секретов.
Колледж занимал восемь или девять акров земли. С трех сторон его окружала высокая кирпичная стена на средневековом фундаменте из бутового и тесаного камня, с четвертой – основные здания. Стены были увенчаны рядами шипов. Длинный пруд позади часовни изгибался к юго-востоку. Его питал ручей, который монахи много лет назад пропустили под стенами, задолго до того, как возникла сама мысль о Иерусалим-колледже. На дальней стороне пруда были разбиты Сад членов совета и Директорский сад. Большая часть города располагалась на некотором отдалении от беспорядочного нагромождения зданий колледжа.
Тишину нарушал лишь топот деревянных паттенов[1] Тома, надетых поверх башмаков, да перестук обитых железом колес его тачки по мощенной плитами дорожке. Он посещал четыре колледжа: Иисуса, Сидни Сассекс, Иерусалима и Эммануила. Предпочитал трудиться зимой, поскольку ему платили за объем, а не время, а летом запах вынуждал его наносить визиты чаще. Том работал на отставного хлеботорговца, которого студенты называли торговцем дерьмом. Его хозяин извлекал скромный доход из продажи ученого навоза земледельцам и садоводам.
Этим утром Том успел так замерзнуть, что почти не чувствовал рук. Он только что опустошил уборную директора, что всегда было не самым приятным делом, и покатил тачку по мощеной дорожке вдоль задворок Директорского дома, оказавшегося на удивление продуктивным. Дорожка вела к калитке, которую главный привратник, мистер Мепал, только что отпер для Тома, а затем пересекала Длинный пруд по замысловатому деревянному мостику. Колеса тачки грохотали по деревянным планкам, как приглушенный гром. Том повернул налево к маленькой кабинке для служительниц-уборщиц, которая скромно приткнулась на дальней стороне садов колледжа.
Тропинка бежала рядом с прудом в тени огромного дерева. В сгустившемся мраке под ветвями Том поскользнулся на замерзшей луже. Он упал, растянувшись на камнях во весь рост. Тачка перевернулась на покрытую инеем траву и вывалила на берег по меньшей мере половину своего вонючего груза. Лопата, которая балансировала на верху кучи, соскользнула в воду.
Задыхаясь от холода, Том выправил тележку. Ему придется по возможности убрать грязь и надеяться на чудо – что дождь смоет остальное, прежде чем кто-либо заметит. Но лопата утонула в пруду, а без нее он ничего не мог поделать. Несомненно, вода у берега не слишком глубокая? Он снял свое коричневое пальто, закатал рукава рубашки выше тощих заостренных локтей и уже собирался погрузить руку в воду, когда заметил большой темный предмет, который плавал среди осколков тонкого льда в ярде или двух от берега.
1