Пожелав собравшимся доброй ночи, Карбери поспешил прочь из комнаты. Разговоры вокруг возобновились и стали громче.
Холдсворт взглянул на книгу на столе и перевернул страницу. А вот и пари, которое только что было заключено: «Преподобный мистер Мискин бьется об заклад с мистером Краули на две бутылки вина, что привидение больше не появится до конца семестра».
— Так, значит, в колледже есть привидение? — спросил он.
— Нет, сэр; только глупая история, — Ричардсон закрыл книгу и вернул ее слуге. — Студенты выдумывают сказки, чтобы напугать друг друга.
8
Сады Ламборн-хауса спускались к северному берегу реки Кем. Предыдущий владелец, двоюродный дедушка мистера Уичкота, воздвиг в них элегантный павильон, из высоких окон которого открывался прекрасный вид на реку и парки Джесус-Грин и Мидсаммер-Коммон за ней. На первом этаже располагалась крытая галерея, где в ясную погоду можно было сидеть и наслаждаться свежим воздухом. Павильон казался удаленным от суматохи Кембриджа, однако в действительности до моста Грейт-бридж мистера Эссекса было всего несколько сотен ярдов в одну сторону, а до тюрьмы в крепостной сторожке — несколько сотен ярдов в другую.
Главный зал располагался на втором этаже: большая выходящая на южную сторону комната в форме удвоенного куба. Двоюродный дедушка мистера Уичкота использовал ее в качестве галереи для демонстрации своей коллекции старинной скульптуры; он также предавался в ней основному занятию на склоне дней: биографическому и критическому исследованию архиепископа Ашшера. Комната полностью отделена от остального дома, вот почему Филипп Уичкот обычно устраивал холостяцкие вечеринки именно в ней. Иные его гости предпочитали не афишировать своих передвижений, и для этих склонных к уединению душ участок между домом и водой казался весьма соблазнительным, особенно в теплую погоду.
В пятницу 26 мая после обеда Уичкот сел играть в карты со своими молодыми друзьями, как из Иерусалима, так и из других колледжей. Несмотря на благородные пропорции, в безжалостном свете раннего вечера комната выглядела не лучшим образом. Наиболее выгодно она смотрелась ближе к ночи, когда пламя свечей окутывало великодушным сиянием обветшавшие занавеси, вытертые турецкие ковры, испещренные шрамами ожогов, и стены со следами сажи и зимней сырости.
К настоящему времени большинство гостей разошлись. Остался только Гарри Аркдейл. Он сидел вместе с хозяином дома за столом у окна. Гарри был пухлым юношей с большими влажными губами и маленьким подбородком. Когда и если он достигнет возраста двадцати пяти лет, он обретет полный контроль над состоянием, оцениваемым в три тысячи фунтов в год. Гарри играл с Уичкотом в пикет и был необычайно взволнован, поскольку выиграл предыдущую игру. Это отвлекло его от того факта, что он проиграл не только предыдущие пять, но и всю партию целиком.
Огастес, мальчик-слуга, проскользнул в комнату и прокрался вдоль стены к стулу хозяина. Он прошептал мистеру Уичкоту на ухо, что мистер Малгрейв ожидает его в доме.
— Ну что, обратил я вас в бегство? — спросил Аркдейл. Он сиял, потел и казался еще более пухлым, чем обычно, словно кто-то надувал его газом. — Вы не можете этого отрицать… лучше приберите свой выигрыш! Еще партию?
Уичкот улыбнулся гостю.
— К сожалению, придется отложить. У меня появилось одно неотложное дельце.
Оживление покинуло лицо Аркдейла.
— Филипп, — поспешно заговорил он, — я ездил вчера в Барнуэлл и пытался увидеться с Фрэнком. Но меня не пустили. С ним точно все в порядке? Разве вы не говорили, что он идет на поправку?
— Ну конечно, идет. Ваши чувства делают вам честь, Гарри, но напрасно вы себя утруждаете. Я из самого надежного источника знаю, что его здоровье улучшается день ото дня. Да что там, я уверен, что скоро он сможет перебраться в Лондон к своей матери. Разве ему разрешили бы путешествовать, не будь он в добром здравии?
— Наверное, нет. Но что с ним случилось? Я не понимаю.
— Все просто. Его воображение совершенно расстроилось. Вы видели, каким он был в тот последний день, когда вы с ним обедали в «Хупе». Сплошные тревоги и страхи. Как вы знаете, я ужинал с ним в колледже в тот вечер, и он пребывал в донельзя подавленном состоянии, которое с легкостью можно принять за манию. Бедняга! Я уже видел подобное прежде… он жил слишком ярко; одни мужчины способны с этим справиться, другие — нет. Боюсь, Фрэнк не такой сильный, как вы.
— Я всегда был крепким.
— Не то слово! Но не всем повезло иметь подобное телосложение. В нервном истощении Фрэнка нет ничего необычного. Ему надо немного побыть вдали от мира, только и всего. В девяти случаях из десяти покой — лучшее лекарство. Если он помог однажды, поможет и в другой раз. Можете не сомневаться, после летних каникул Фрэнк снова будет среди нас, такой же, как прежде.