Александр Сытин
Анатомия провала: О механизме принятия внешнеполитических решений Кремля
Страна, которая отказывается
кормить своих политических
аналитиков, рано или поздно
будет вынуждена кормить чужих.
В том, что украинские события стали для России неожиданностью ничего особенного нет. Революции, тем более в соседних странах, всегда происходят неожиданно. Важно то, что эти события стали для путинской России спусковым крючком глубокого кризиса, если не катастрофы. Представить ее конкретные формы, масштабы и тем более сроки я не возьмусь, но если с весны-лета уходящего года я говорил о кризисе Режима, то теперь можно говорить о переходе этого кризиса во всеобъемлющую системную фазу с возможностью сползания в катастрофу.
Основой этого процесса выступила цепочка ошибочных, гибельных роковых решений, принятых Режимом, прежде всего, в сфере внешней политики. Начиная с подготовки Вильнюсского саммита Восточного партнерства осенью 2013 г. ситуация развивалась в логике цугцванга. Эти события хорошо известны, и отчасти мы будем возвращаться к ним в ходе разговора. Однако сейчас речь не об этом.
Закономерен вопрос, как можно было допустить подобное развитие событий, не предвидеть не только их хода, но и последствий. Можно, конечно, списывать все на массовое помешательство, влияние средств массовой информации, оболванивание и зомбирование. Но пока мы остаемся в рамках рациональных логических схем, подобные постулаты вряд ли нас удовлетворят.
В каждой стране существует так называемая экспертная политическая среда. Можно как угодно относиться к ней и ее отдельным представителям, однако нельзя не признать, что в современном обществе и политике она играет достаточно существенную роль. Ее призвание – не только следить за текущими событиями, анализировать их, обрабатывать разнородную и зачастую противоречивую информацию, но и доносить ее до властьимущих и принимающих решения людей. Эксперты должны выдвигать обоснованные рекомендации, просчитывать возможные варианты развития событий, наконец, в непрерывном режиме общаться со своими зарубежными коллегами, ибо в рамках экспертного общения, конференций, обмена мнениями в кулуарах звучит много такого, чего не могут позволить себе дипломаты и разведчики. Через экспертную среду политическим силам с различных сторон международных отношений легче доносить до контрагента неофициальную точку зрения, не отлившуюся в форму дипломатических нот и провально-неудачных выступлений президентов и министров иностранных дел.
Но так должно быть. На практике, как всегда, все несколько иначе. В российских условиях во все вмешивается пресловутый человеческий фактор. В идеале эксперт должен говорить и писать то, что думает. Если он начинает говорить и писать то, что от него хотят слышать, и употребляет свои аналитические способности на то, чтобы соответствовать точке зрения «верхов», «вписаться в тренд», то это уже никакой не эксперт. Его главная функция не выполняется. Мало того, начинает раскручиваться спираль лжи и заблуждения – власть читает то, что ей приятно и думает, не знаю, насколько искренно, что ее видение ситуации поддерживается точкой зрения экспертов.
Одной из достаточно важных экспертных площадок является малоизвестный широкой публике Российский институт стратегических исследований (РИСИ), в котором автор этих строк проработал более 10 лет. Затерянный в глубине спального района неправильного треугольника Флотской, Фестивальной и Онежской улиц Москвы, этот институт до 2009 г. входил в состав Службы внешней разведки (СВР РФ). Его задачей было изучение и анализ открытой информации по вопросам внешней политики России и международных отношений. Любой налет геополитических фантазий, идеологии, вольных трактовок и истолкований в этой ситуации исключался. Только факты, обобщения, выводы, в редких, особо оговоренных случаях рекомендации, выраженные в самой общей форме.
Все изменилось, когда весной 2009 г. РИСИ был выведен из состава СВР и переформатирован в структуру, учредителем и основным заказчиком работ которой выступала Администрация Президента (АП РФ). В документах, определяющих задачи учреждения, появилось добавление – к информационно-аналитическому обеспечению работы соответствующих государственных органов добавилось идеолого-пропагандистское. Этот, казалось бы, малозначимый факт повлек за собой большие последствия. Сменилось руководство Института. На пост директора был назначен отставной генерал-лейтенант СВР, ранее возглавлявший Информационно-аналитическое управление, а еще ранее курировавший в Службе балканское направление (Болгария, бывшая Югославия, Греция) Леонид Решетников. Казалось бы, назначение вполне логичное и обоснованное. Однако Л.Решетников принес с собой отнюдь не по-военному четкую организацию информационно-аналитической работы, а совсем другие принципы. Еще в период своей работы на Балканах он «воцерковился». Этот в целом понятный для стареющего и очень нездорового человека шаг в его случае прошел почти в клинической форме. Православие вообще отдает некоторой некрофилией и антигуманизмом в его классическом ренессансном смысле, проповедуя приоритет загробной жизни над земными человеческими ценностями. У генерала бывшего Первого главного управления (ПГУ) КГБ СССР коммуниста Л.Решетникова это приняло крайние формы увлечения Белым движением, Белой православной идеей, духовным и территориальным возрождением Империи. Главным делом его жизни стало обустройство пантеона бежавших из Крыма белогвардейцев, разбивших лагерь на греческом острове Лемнос и практически полностью вымерших на этом острове от голода и бытовой неустроенности. Невинное для старика-пенсионера увлечение белогвардейской историей стало одной из предпосылок крупного аналитического провала.