Несмотря на глубокое убеждение, что в данном случай не могло быть речи о каталепсии, Андрес вынул стетоскоп и добросовестно выслушал у покойника область сердца.
— Он умер, — сказал он, приподнявшись с полу.
При этих словах в комнату вошел, прихрамывая и опираясь на палку, старик с белой головой и такой же белой бородой. Он был совершенно пьян. Подойдя к телу Вильясуса, он воскликнул мелодраматическим голосом:
— Прощай, Рафаэль! Ты был поэт! Ты был гений! Так умру и я! В нищете. Потому что я художник, артист, вольная птица, и не продам никогда своей совести. Нет!
Оборванцы переглянулись, видимо довольные оборотом, который принимала сцена. Старик продолжал разглагольствовать, когда в мансарду вошел приехавший с погребальными дрогами парень в заломленном набекрень цилиндре и с окурком сигары в зубах.
— Ладно уж, — буркнул он, показывая черные зубы. — Нести, что ль, покойника, или нет? Мне некогда ждать, надо захватить еще других в Восточном квартале.
Один из оборванцев, в крахмальном, довольно грязном воротничке, вылезавшем из пиджака, и в круглых очках, подошел к Андресу и с забавной аффектацией сказал:
— При виде таких явлений, невольно является желание сунуть себе динамитную бомбу в рот.
Горе этого забулдыги показалось Андресу чрезмерно вычурным, чтобы быть искренним, и, покинув всю эту оборванную толпу, он вышел из мансарды.
Сидя в магазине Лулу, Андрес всегда пускался в разные рассуждения, и это доставляло ему большое удовольствие. Лулу слушала его, улыбаясь и изредка вставляя какое-нибудь возражение. Она всегда называла его в шутку Дон Андрес.
— У меня есть своя собственная маленькая теория насчет любви, — сказал он однажды.
— Насчет любви у вас должна бы быть большая теория, — шутливо возразила Лулу.
— Но у меня ее нет. Я открыл, что в любви, как и в медицине, существовавшей лет восемьдесят назад, имеются два способа воздействия: аллопатия и гомеопатия.
— Объясните попонятнее, дон Андрес, — строго сказала она.
— Сейчас объясню. Любовная аллопатия основана на нейтрализации. Противоположное излечивается противоположным. На этом основании, мужчина маленького роста ищет высокую, крупную женщину, блондин — брюнетку, а брюнет — блондинку. Это способ робких, которые не доверяют самим себе… Другой способ…
— Посмотрим, какой же это другой?
— Другой способ — гомеопатический. Подобное излечивается подобным. Это люди, довольные своими физическими данными. Брюнет берет брюнетку, блондин блондинку. Так что, если моя теория верна, она может помочь распознавать людей.
— В самом деле?
— Да; если я вижу крупного, курносого брюнета рядом с крупной, курносой брюнеткой, то я говорю, что это человек хвастливый и довольный собой; но если у крупного, курносого брюнета хрупкая, длинноносая и светловолосая жена, это означает, что он не доверяет ни своему типу, ни форме своего носа.
— Так что я, брюнетка и немножко курносая…
— Нет, вы не курносая.
— Даже и немножко?
— Нет.
— Очень вам благодарна, дон Андрес. Так вот: я — брюнетка, и думаю, немножечко курносая, хотя вы и говорите, что нет, если бы была самодовольна, то должна бы влюбиться в парикмахера, который живет на углу, потому что он еще темнее и курносее меня, а если бы была совсем скромненькая, то влюбилась бы в аптекаря, у которого довольно-таки порядочный нос? Да?
— Вы — случай необычный.
— Неужели?
— Да.
— Так что же я такое?
— Вы — случай, требующий изучения.
— Я была бы очень рада, если б кто-нибудь взялся изучать меня, да никто не хочет!
— А что, если бы за это изучение взялся я, Лулу?
Она с минуту смотрела на Андреса загадочным взглядом, потом рассмеялась.
— Ну вот, дон Андрес, вы серьезный, вы ученый, вы придумали такую остроумную теорию любви, — скажите же мне, что же такое любовь?
— Любовь?
— Да.
— Я покажусь вам педантом, но, по-моему, любовь это — слияние полового инстинкта с инстинктом фетишизма.
— Я не понимаю.
— Сейчас я объясню. Половой инстинкт толкает безразлично мужчину к женщине и женщину к мужчине; но мужчина, обладающий даром фантазии, говорит: «Это — она!», а женщина говорит: «Это он!» С этого момента вступает в действие инстинкт фетишизма; поверх тепа избранной особы выковывается другое, более красивое, его украшают и наделяют всякими прелестями до тех пор, пока не убедятся, что идол, созданный воображением, — сама истина. Мужчина, любящий женщину, представляет ее себе в преображенном виде, и с женщиной, любящей мужчину, происходит то же самое: она изменяет его образ. Влюбленные видят друг друга сквозь блестящий и лживый туман, а в темном, уголке хихикает притаившийся ветхий дьявол, который есть не что иное, как род!