— Род? И что должен увидит там этот род?
— Инстинкт рода есть стремление иметь детей, оставить по себе потомство. Главная идея женщины есть дитя. Женщина инстинктивно прежде всего желает ребенка, но природа вынуждена облечь это желание к другую, более поэтическую, более привлекательную форму, и создает те приманки и лживые покровы, которые и составляют любовь.
— Так что любовь, в сущности, — обман?
— Да, обман, как и сама жизнь; поэтому кто-то совершенно правильно сказал: всякая женщина не хуже другой, а иногда и лучше. То же можно сказать и про мужчину: всякий мужчина не хуже другого, а иногда и лучше.
— Это правильно для человека, который не любит.
— Конечно. Для того, кто не переживает иллюзии, обмана… Оттого-то и происходит, что браки по любви приносят больше горя и разочарований, нежели браки по расчету.
— Вы, действительно, так думаете?
— Да.
— А как вам кажется, что лучше: обманываться и страдать, или не обманываться никогда?
— Не знаю. И трудно это знать. Я думаю, что не может быть общего правила.
Такие разговоры развлекали их. Однажды утром Андрес застал в магазине молодого офицера, разговаривавшего с Лулу. Он встречал его еще несколько раз и течение следующих дней. Ему не хотелось спрашивать о нем, и только после того, как офицер исчез, он узнал, что это двоюродный брат Лулу. В то же время Андресу стало казаться, что Лулу с ним неприветлива. Может быть, она думает об офицере? Андрес хотел было прекратить свои посещения. И не смог. Это было единственное приятное место, где он чувствовал себя хорошо.
Однажды осенью, он пошел утром погулять за город. Он был преисполнен той немножко смешной меланхолией, какой бывают подвержены холостяки. Смутная сентиментальность охватывала его душу при виде поля, чистого, безоблачного неба, голубой, как бирюза Гвадаррамы[336].
Он подумал о Лулу и решил пойти к ней. Она была его единственным другом. Он вернулся в город, миновал улицу Аточа и вошел в магазинчик. Лулу была одна и перовкой смахивала пыль со шкафов. Андрес сел на свое обычное место.
— Вы сегодня просто прелесть, какая красивая, — сказал вдруг Андрес.
— Какая муха вас укусила, что вы так любезны сегодня, дон Андрес?
— Правда. Очень красивая. С тех пор, как вы здесь, вы принимаете все более человеческий облик. Раньше у вас было очень язвительное, насмешливое выражение, а теперь этого нет; лицо сделалось таким мягким. Мне кажется, что от постоянного общения с матерями, которые приходят покупать чепчики для своих детишек, у вас у самой сделалось какое-то материнское выражение лица.
— А знаете, очень грустно все время шить чепчики для чужих детей.
— Как! Неужто вы предпочли бы шить их для своих?
— Если было бы можно, — отчего же? Но у меня никогда не будет детей. Кто полюбит меня?
— Аптекарь, который приходит в кафе, поручик… Разыгрывайте скромницу, а сами одерживаете победы!..
— Я?
— Ну, да, вы!
Лулу продолжала обмахивать перовкой шкафы.
— Вы меня ненавидите, Лулу? — сказал Андрес.
— Да. Потому что вы говорите глупости.
— Дайте мне руку.
— Эту руку?
— Да. Теперь сядьте рядом со мной.
— Рядом с вами?
— Да. Теперь посмотрите мне прямо в глаза. Прямо, честно.
— Ну, смотрю. Еще что-нибудь сделать?
— Вы думаете, что я не люблю вас, Лулу?
— Нет, любите… немножко… Вы видите, что я неплохая девушка… Но, и только.
— А если бы было нечто большее?.. Если бы я питал к вам нежность, любовь… что бы вы ответили мне?
— Нет, нет, это неправда, вы меня не любите! Не говорите мне этого.
— Нет, это правда, правда, — и, притянув к себе голову Лулу, он поцеловал ее в губы.
Лулу сильно покраснела, потом побледнела и закрыла лицо руками.
— Лулу, Лулу, — взволнованно проговорил Андрес, — неужели я оскорбил вас?
Лулу встала и, улыбаясь, прошлась по магазину.
— Видите ли, Андрес, — это безумие, этот обман, который вы называете любовью, — я его почувствовала к вам с первого раза, как вас увидела.
— Правда?
— Да, правда.
— И я — слепец?
— Слепец, совершенный слепец!