Младший брат, пятилетний Луисито был слабого здоровья.
Отношения в семье были довольно своеобразны. Дон Педро любил Александра и Луиса, смотрел на Маргариту, как на совершенно взрослую женщину, относился равнодушно к Педро и почти ненавидел Андреса за то, что тот не подчинялся его воле. Пришлось бы долго копаться в его душе, чтобы отрыть в ней хоть какое-нибудь отцовское чувство.
Александр разделял по отношению к домашним симпатии отца; Маргарита больше всех любила Педро и Луисито, уважала Андреса и почитала отца; Педро был равнодушен к отцу и Александру, но питал некоторую привязанность к Маргарите и Луису и восхищался Андресом.
Андрес же страстно любил младшего братишку, был очень привязан к Педро и Маргарите, хотя с последней постоянно ссорился, презирал Александра и почти ненавидел отца; он не мог выносить его, находил его взбалмошным, эгоистичным, глупым и самодовольным.
Между отцом и сыном существовало полнейшее несогласие; они никогда не могли сойтись ни в чем. Достаточно было кому-то из них сказать одно, чтобы другой тотчас же стал утверждать обратное.
Мать Андреса, фанатичная наваррка, водила своих детей к исповеди, как только им исполнялось девять-десять лет.
Андрес мальчиком испытывал всегда жестокий страх при одной мысли об исповедальне. День первой исповеди запечатлелся в его памяти, как нечто сверхъестественное, он помнил список всех своих грехов, но священник в этот день, должно быть, торопился и отпустил его, не придав никакого значения маленьким нарушениям нравственности.
Эта первая исповедь подействовала на него, как ушат холодной воды.
Брат его Педро сказал ему, что он исповедовался уже много раз, но никогда не давал себе труда припоминать свои грехи. При второй исповеди Андрес решил сказать священнику только о четырех грехах, чтобы поскорее отделаться. А на третий или четвертый раз причастился, не исповедуясь, и не испытал ни малейшего угрызения совести.
Потом, когда мать умерла, отец и сестра иногда спрашивали его, говел ли он, на что он равнодушно отвечал: да.
Двое старших братьев, Александр и Педро, получили среднее образование в гимназии, но когда настала очередь Андреса, отец сказал, что это слишком дорого, и мальчика отдали в училище Сан-Исидро, где он и учился, предоставленный самому себе. Эта заброшенность и общение с уличными мальчишками очень развили Андреса.
Без матери он чувствовал себя чужим в семье, всегда был один, и это одиночество сделало его сосредоточенным и печальным. Ему не нравилось гулять там, где бывало много людей, и, в противоположность Педро, он предпочитал запираться у себя в комнате и читать романы.
Воображение его возбуждалось, он весь горел. «Прочитаю это, а потом вот это, — думал он. — А потом?» Он решал это «потом», а за ним вставали все новые и новые.
Окончив школу, он решил, не посоветовавшись ни с кем, изучать медицину. Отец много раз говорил ему: «Изучай, что хочешь: это твое дело».
Но, несмотря на такие заявления, он в душе возмущался тем, что сын следует своим собственным влечениям, не спрашивая никого.
Дон Педро всегда был заранее настроен против этого своего сына, считая его упрямым и своевольным, Андрес никогда не уступал в том, что считал своим правом, и восставал против отца и старшего брата с отчаянным и озлобленным упорством.
Маргарите приходилось вмешиваться в эти распри, почти всегда кончавшиеся тем, что Андрес уходил к себе в комнату или на улицу.
Споры начинались из-за любого, самого ничтожного повода; да для проявления вражды между отцом и сыном не нужно было и специального повода; вражда была полная и абсолютная. Любой затронутый вопрос вызывал вспышку злобы; они ни разу не обменялись ни одним дружелюбным словом.
Обыкновенно поводом для спора был какой-нибудь политический вопрос; дон Педро надсмехался над революционерами, против которых направлял все свое презрение и обвинения, а Андрес отвечал нападками на буржуазию, на духовенство и на армию.
Дон Педро утверждал, что порядочный человек может быть только консерватором. В крайних партиях, по его словам, мог состоять только презренный сброд.
Для дона Педро настоящим человеком был только богач; он склонен был рассматривать богатство не как случайность, а как добродетель, и полагал, что с деньгами возможно и дозволено все. Андрес напоминал тогда о том, что в богатых семьях дети сплошь и рядом бывают дураками, и доказывал, что человек с сундуком золота и несколькими миллионами в Английском банке не сумел бы ничего сделать на необитаемом острове, но отец не удостаивал ответом эти аргументы.