Костя стоял в коридоре, на том же месте у окна, где я совсем недавно вглядывалась в метельную мглу. Встретив его вопросительный взгляд, я не нашла в себе сил, чтобы ответить, и только кивнула. Так же молча подписала нужный документ и снова вернулась в палату.
Я смотрела на Наташу, вглядывалась в каждую черточку, стараясь запомнить навсегда. Остановившееся время рванулось вперед со страшной скоростью. Рубикон был перейден, и песчинок в часах с каждой секундой становилось все меньше и меньше…
— Иди домой, — сказал Костя. — Ни к чему тебе это видеть. Мы обо всем позаботимся. Прими снотворное и ложись спать. И помни, Наташи давно уже нет. Ты не должна себя винить. Ты же знаешь, к чему это может привести. Я снова кивнула, механически, как робот. Когда умер Коля, я чувствовала себя щенком, выброшенным из теплой комнаты на мороз. А сейчас мне казалось, что мир сжался до размеров этой комнаты. И стоит из нее выйти, я окажусь в пустоте. Абсолютной, космической пустоте…
Хилый заполярный день давно угас, не успев начаться. Я сидела в полной темноте за письменным столом в комнате Наташи, положив голову на руки. Организацию похорон взяли на себя наши друзья, и мне с утра было нечем занять себя.
Вернувшись из больницы, я едва успела положить голову на подушку — и пришел сон, больше похожий на обморок, глубокий и черный, как омут. Утром я чувствовала себя абсолютно больной и разбитой, но все-таки встала. И вот так до сих пор бесцельно бродила по квартире. Мне страшно было зайти в Наташину комнату, но словно какая-то сила тянула меня туда.
Устав сопротивляться, я вошла и села. За окном снова завывал ветер, поднимая снежную муть. Мне захотелось, чтобы снег не прекращался никогда, чтобы он шел, пока не погребет под собою весь город, весь мир — навсегда.
Вдруг мне показалось, что я слышу какой-то шепот, странные шорохи, краем глаза улавливаю движение теней. «Помоги мне! — молила я высшую силу, знающую суть вещей и законы мировой гармонии. — Подскажи, что мне делать! Дай знак!»
«Смирись!» — услышала я.
«Нет! Только не это!».
«Тогда я не смогу тебе помочь».
Словно крылья большой птицы прошумели рядом. Что-то твердое мешало под правым локтем. Я включила настольную лампу. Бумажник. Тот самый, что был в Наташиной сумке.
Охваченная непонятной дрожью, я крутила его в руках, пристально рассматривая со всех сторон. Натуральная, тонко выделанная кожа, золотое тиснение. Такая штучка стоит немалых денег. Почему она оставила его себе, не продала, не обменяла на наркотик? Почему он лежит здесь, на столе?
Я открыла портмоне, заглянула во все отделения, расстегнула молнию на маленьком кармашке. Пусто. Только старый проездной по-прежнему сиротливо ютился в прозрачном окошке. Какие-то цифры написаны на нем…
Я пригляделась внимательнее и вдруг увидела, что из-под проездного выглядывает белый уголок. Приподняв пластик, вытащила проездной и то, что пряталось под ним. Это оказалась маленькая, размером не больше визитки, фотография, на обороте которой четким почерком было написано: «Моей сладкой ягодке Натали. С любовью, Пушкин».
Чувствуя, как пересыхает во рту и немеют руки, я перевернула фотографию и встретилась взглядом с холодным прищуром светлых глаз…
Глава 1
Дима сидел за своим столом в своем же кабинете и откровенно бездельничал. Утробный гул восьмиполосного (плюс трамвай посередине) проспекта, подтаявшего от жары, как крем на пирожном, действовал усыпляюще. Конечно, он вполне мог найти себе занятие. Например, разобрать бумаги на столе, вставить клизму парочке нерадивых подчиненных, наконец включить компьютер и поиграть в какую-нибудь хитрую игру, вроде «Века королей». Он мог даже плюнуть на все, уехать домой и завалиться спать под мерное гудение кондиционера. В конце концов он был директором и подчинялся напрямую хозяину фирмы, которого интересовали исключительно престиж и прибыль своего детища.
Их детективному агентству исполнилось недавно три года, располагалось оно в бывшей огромной коммуналке недалеко от кинотеатра «Зенит» и называлось весьма неоригинально: «Аргус», хотя местные остряки предлагали переименовать его в «Рога и копыта». Помимо классического, в этом было еще как минимум два смысла. Первый — намек на рогоносцев-клиентов и ходоков-наблюдаемых. А второй намек — на то, что оставалось после клиентов после того, как они оплачивали счет. Как ни противно было Диме рыться в чужом грязном белье, он не мог не признать, что бизнес этот приносит солидный доход. Впрочем, ему самому заниматься делами было необязательно.