Буря наступала, Джаана уже могла отчётливо видеть чудовищную стену пыли, что стремительно приближалась, но всё ещё была слишком далеко — они уже подъехали к убежищу. Это был вход в древний некрополь, давным-давно разграбленный и забытый — некогда здесь располагалось огромное кладбище, а ещё дальше лежал город Прошлой Империи, полузанесённый песком. Та же участь постигла и некрополь, но люди Фец изредка приезжали сюда и расчищали вход, зная, что это может спасти кому-то жизнь.
Поэтому вниз путники спустились без труда, оставив коней у входа — химерам буря была не страшна. Здесь, в первом зале, царила прохлада и тишина, будто и не свистели где-то наверху яростные ветры пустыни, перегоняющие пыль. Тихо и спокойно, как и должно быть в могиле. Выложенный сверкающим обсидианом пол и по сей день оставался гладким, как сотни лет назад, и только пыль да песок слегка затмевали этот блеск.
Длинные коридоры уходили вдаль, но ни Магнус, ни Джаана даже не подумали в них соваться. Ничего интересного там не было и быть не могло.
— Располагайся, — сказал Магнус, опуская вещи на пол. — У нас несколько часов, а может, и больше.
— Я думала над твоим вопросом, кириос Магнус.
— И что в результате? — он сел, привалившись спиной к статуе какого-то древнего полководца или героя. Мраморный герой стоял в полном доспехе времён Исхода, воздев ксифос к небу, и смотрел куда-то вдаль. Краски на камне потемнели, но не стёрлись, и издалека его вполне можно было бы спутать с живым человеком.
— Мы исходим из того, что в явлении демонизма есть система, — она осталась стоять. — Значит, появление здесь северного существа нарушает её.
Магнус кивнул.
— Одна из основных теорий на этот счёт гласит, что демоны приходят из другого мира, непохожего на наш и чуждого ему, — сказал он. — Пространственные разломы не порождают их, они лишь открывают путь. Подтверждений этому на сегодня нет, но, думаю, так и есть на самом деле. Другие объяснения выглядят далеко не так логично, на мой взгляд, по крайней мере. Я не верю, что демоны самозарождаются в разломах, просто потому, что они бесполы.
— Но в Джумаре нет разломов. Демоны приходят из глубины пустыни, никто не знает, откуда.
— Вот это я и хотел бы узнать, — ответил некромант. — Если они есть, значит, теория верна, и те демоны, которых мы видим в пустыне, это просто какой-то другой их вид. Ведь и животные в нашем мире различаются в зависимости от условий, где они обитают. Но если разломов никто не видел, значит, они возникают именно там, далеко на юге. В самом сердце Феззе-Кавир.
— Кириос Шапур тоже так считает.
— А ты?
Вопрос был задан резко, коротко и прямо, без предписанного этикетом смягчения. Кто-нибудь другой сказал бы что-нибудь вроде «а как считает уважаемая кириа Джаана?», но не Магнус. Да уж, в Фец ему самое место — здесь, кажется, все такие.
— Раз нет других объяснений, значит, это верное.
— Не всегда, — вздохнул Магнус. — Но отчасти верно, других объяснений у нас нет, а это выглядит правдоподобно. Однажды мне удастся уговорить Джахандара на экспедицию туда, в пески. Но найдутся ли безумцы, которые рискнут отправиться со мной?
— Я готова пойти за тобой куда угодно, — без колебаний сказала Джаана, и в её словах не было ни крупицы лжи.
— Я рад, что у меня есть ты. Но этого недостаточно.
— Недостаточно знаний, кириос Магнус. Тех, что были в библиотеке у Серебряного Утёса.
— Да, если Ктесифонт придумал, как закрывать разломы, это могло бы склонить архагета на нашу сторону, — признал некромант. — Жаль, что мы упустили Фируза.
— Я спрашивала о нём у кириоса Шапура. Он ответил, что Фируз сгинул бесследно.
— И унёс с собой ценность, которую не купишь за всё золото мира, — вздохнул Магнус. — Что ж, какой толк пересыпать песок? Отдыхай, ученица. Потом продолжим.
— У меня вопрос.
— Да?
— Раньше я думала, что ты станешь учить меня магии, и удивлялась, почему кириос Шапур отдал меня мастеру Смерти, а не умелому лекарю. Теперь понимаю. Ты учишь не колдовать, а думать.
— Быть может.
— И я не понимаю. Когда-то ты сказал, что эти знания получил не от кириоса Шапура, хотя учился у него. Но от кого тогда?
— Это был не человек, — помолчав, ответил Магнус. — А чума.
Повисла тишина, лишь где-то далеко у входа свистела буря.
— Когда-то давно, когда я ещё жил в долине Ледяного ветра, туда пришла болезнь. Мы называли её бледной чумой, и, насколько я сейчас знаю, нигде больше она не встречалась. Единственная вспышка продлилась семь месяцев и закончилась. Лекари пытались найти способ хоть как-то помочь больным, я тоже помогал отцу — он исследовал болезнь — и тогда-то и понял то, что знаю сейчас. В науке нельзя руководствоваться эмоциями. Из-за них человек может принять неверное решение, помочь одному, но убить многих. На классическом имперском это зовётся irratio, «неразумие».