Несмотря на то, что в нем было больше загадочности и мрачной замкнутости, чем обаяния, именно это его полное безразличие раззадоривало и притягивало представительниц противоположного пола, провоцируя их на безрассудства в стремлении, хотя бы из спортивного интереса, завоевать эту неприступную крепость, проникнуть в ее потаенные глубины.
- Почему не в духе, дружище? – подсел к Гроссе Эдмонд Браун, крупный биржевой маклер. – Неудачная операция?
- Неудачная? – фыркнул Гроссе. – Напротив. Сегодня я доволен собой, как никогда. Пришлось заниматься не то мозаикой, не то ювелиркой. Можно сказать, перекроил заново двух незадачливых влюбленных, в пылу страсти чуть не предавших себя самосожжению.
На одутловатом лице Брауна отразилось сострадание.
- Что, сильно обгорели? Бедняги. Совсем, небось, молодые.
- Обоим нет еще и двадцати.
Браун зацокал языком.
- Что же теперь с ними будет? Обезображенные тела и лица на всю оставшуюся жизнь?
- Обижать изволите, сэр. Если уж я за что-то берусь, то полумер не терплю. Или вы забыли, что человеческую кожу я давно уже выращиваю рулонами. Почти полностью поменял им шкурки, заново вылепил лица. Еще несколько косметических операций, и все будет в ажуре.
- Потрясающе, Эрих! Я всегда говорил, что ты гений.
- Кто бы отказался. Более того, я не просто гений, а гений всех времен и народов, – без намека на юмор заявил Гроссе: – Только Тсс! – он приложил палец к губам, – об этом пока никто не знает... Пока!
- Вот тут я не могу с тобой согласиться. Мы все об этом знаем, – возразил Браун.
- Нет, не знаете, – сокрушенно помотал головой Гроссе. – Да и что вы вообще обо мне знаете. Чтобы вспарывать четвероногим и двуногим кишки, особой гениальности не требуется. Гений обитает не в кончиках пальцев, а вот тут, – он постучал себя по голове.
- Полностью с тобой согласен. Одного понять не могу, что ты с таким талантищем делаешь в нашей дыре. – И, заметив, что жена прислушивается к их разговору, Браун сказал ей: – Попомни мои слова, Долли, об Эрихе Гроссе еще заговорит весь мир.
- Не исключаю такую возможность, дорогой. Но при условии, что он научится вести себя с дамами. – Долли не упустила случая уколоть Гроссе.
- Ради того, чтобы столь заманчивые предсказания сбылись, обязуюсь принять к сведению ваши замечания, мэм. Кстати, вам очень идет палевый цвет.
- О-о! Какой прогресс! – вскричала обезоруженная дама. – Браво, Эрих! Вы прямо на глазах делаете успехи.
- Я хочу выпить за тебя, дружище! – Эдмонд потянулся за бокалом.
Но Гроссе перехватил его руку.
- А вот пить тебе не надо.
- Я и сам знаю, что не надо, да тормоза иногда подводят.
- Мой тебе совет, не шути с этим.
- Ерунда, – отмахнулся тот, но пить не стал.
Добряк Браун, обладавший качествами, которых у самого Гроссе не было и в помине, вызывал в нем почти симпатию и даже уважение. Хотя и то, и другое Гроссе считал бесполезной шелухой надуманных человеческих отношений.
На балюстраде появились музыканты, и несколько минут спустя по залу разлились звуки танго. Гости оживились. Небольшая площадка в центре зала начала заполняться танцующими парами. Воспользовавшись тем, что его оставили в покое, Гроссе взялся за зубочистку.
Браун с явной неохотой уступил настойчивости супруги и, тяжело поднявшись, присоединился к остальным. Профессиональным взглядом присматриваясь к его медлительным движениям, к пергаментно-желтому цвету лица, Гроссе бесстрастно размышлял о том, что Эдмонда не мешало бы подлатать, что он мог бы кое-что ему предложить, пока еще не слишком поздно, если бы не одно существенное «но». А именно – то обстоятельство, что они... знакомы. Потому как со знакомыми он ни в какие сделки не вступает. Таково его железное правило.
Музыка смолкла. Пары возвратились на свои места. С улицы донеслись истошные крики, визг тормозов, свист, топот бегущих ног. Все, разом притихнув, напряженно прислушивались к происходящему снаружи. Два официанта, менявшие сервировку к десерту, забыв о своей работе, застыли на месте. Глаза Гроссе, разом окаменев, не мигая, смотрели в одну точку. А шум на улице все нарастал. Похоже, там собиралась целая толпа, и все кричали одновременно.
- Мы так и будем сидеть, как истуканы, в полном неведении? – первой не выдержала Долли. – Может послать кого-нибудь, чтобы узнали, в чем там дело?
- Не волнуйтесь. Сейчас все организуем! – С видом большого начальника поднялся из-за стола Хауарт. – Том!.. Где Том? Куда, черт подери, он запропастился? Эй, парни! Где ваш метрдотель? – накинулся он на официантов.
- Здесь я, сэр, здесь.
Заполнив собою весь проем, в дверях стоял Том. Его лицо, обычно жирно лоснящееся, как зрелая маслина в масле, сейчас больше походило на китайский, бледно-фиолетовый баклажан. Его дрожащие, такие же бледные и такие же фиолетовые пальцы сжимали букет лиловых орхидей, придававших еще большую нелепость всему его облику.
- То-ом!? – взревел Хауард. – Что все это значит?
Ничего не выражающий взгляд Гроссе переместился на метрдотеля и снова окаменел.
- Похитили сына тетушки Бетси, – объявил фиолетовый Том таким тоном, будто вся эта элита должна была знать, кто такая "тетушка Бетси". – Она рвет на себе волосы и голосит на всю улицу. – Он умолк, но его огромные, рыхлые, похожие на оладьи, губы продолжали шевелиться.
- Почему ты решил, что кого-то похитили? – спросил Хауард строго.
- Жена аптекаря, сэр, видела через окно, как перед перебегавшим дорогу Джо резко затормозил серый "Мерседес" с погашенными фарами, как из него выскочили двое верзил и, схватив мальчишку, насильно запихнули его в машину. На крики жены аптекаря сбежалась вся улица. Она говорит, что этот дьявольский "Мерседес" возник из ниоткуда и в никуда провалился. Никто даже не успел заметить, в каком направлении он скрылся. Это ужасно. – Грузный Том, постепенно снова превращавшийся в зрелую маслину, раскачивался из стороны в сторону, как маятник старинных часов, и все повторял: – Ужасно... ужасно...
- А мальчонка был маленький что ли? – уточнил Хауард.
- Нет, сэр. Почти уже взрослый. Неделю назад мы справили его семнадцатилетие, – закатывая голубые белки, отозвался Том. – Он ведь вроде как племянник мне.
- "Вроде как" или племянник?
- Ну-у, понимаете, тетушка Бетси, как ее все зовут, моя двоюродная сестра. А вот отца Джо никто никогда и в глаза не видел. Вот и выходит, что "вроде как".
- Да кому же мог понадобиться какой-то безродный бедняк, почти ребенок? – возмутился Эдмонд Браун.
Белки Тома гневно сверкнули из оливковой черноты:
- Так ведь с бедняка-то спросу меньше. Он шума не поднимет. Он все стерпит. До него никому нет дела.
- Чертовщина какая-то! – Майкл Уилфорд, казалось, разом протрезвел. Ему невольно подумалось о сыне-подростке, который, к счастью, хоть и далеко не бедняк, но тоже не застрахован от подобной напасти. – Человека хватают, как бродячую собаку, на глазах у всех, и хоть бы что! Куда смотрит наша полиция? – вопрос был недвусмысленно адресован Хауарду.
- Вот именно, Сэм, куда? – поддержала мужа Николь, чей взгляд время от времени возвращался к орхидеям, застрявшим в дверях.
Том бессознательно прижимал их к своему необъятному животу. О нем уже, казалось, все забыли. Кроме Гроссе. Он поманил метрдотеля пальцем, и когда тот подошел, пальцем же указал ему на цветы. Пробормотав невнятные извинения за задержку, Том положил букет на свободный стул рядом с Гроссе и полез было в карман за сдачей.
- Не делай глупостей, приятель. Мы в расчете, – остановил его Гроссе.
- Милая миссис Уилфорд, – оправдывался между тем Хауард, – как вам должно быть известно, я уже скоро тому два года как отошел, по состоянию здоровья, от дел. И подобные происшествия касаются меня столько же, сколько и всех вас.
С улицы донесся всплеск женских рыданий.
- Это Бетси! – шумно вздохнул Том. – Бедняжка. Джо был ее единственной надеждой и опорой. Очень славный и тихий был мальчик. Я знал его с детства.
- Что ты заладил "был" да "был"! – возмутился Браун. – Может его дружки куда увезли. Может он вернется домой на рассвете – пьяный вдрызг или обкуренный, но живой и невредимый.