-Нет,- засмеялась парикмахерша.
-Дааа... Ежели только удавку примерить.
-Ну что вы! Не такая уж вы и старая! Вон не одного седого волоса, да и морщины вам к лицу... Щас мы напудримся, нарумянимся, глазки подкрасим и годков десять скинется.
-А больше нельзя?
-Чего?
-Чего, чего..., годков!
-Постараюсь, но не обещаю.
-Только муки у меня нет и свекла в огороде.
-А зачем?
-Как зачем? Ведь энту красоту, так просто не замажешь.
-Ой, Анна Григорьевна, скажите тоже... Как будто в каменном веке живете!
-А щас какой век-то?
- Век машин и высоких технологий! Пудру уже давно изобрели компактную, а к ней и румяна.
-А мы, я так понимаю, последние окаменелые осколки своего времени и те чую не вечны, все скоро в песок превратятся! Дааа... Всетки приятно дожить до чужого века... Хоть может, увидим чо нового изобретут...! А ну, дочка, покаж энту технологию!
Анчутка, как обезьяна, внимательно разглядывала Юлину косметику, пробуя ее то на язык, то крася ей на руке.
-Видал, лихоманка их забери, чем рожу щас от людей шторят, а мы углем, да мукой марафет наводили. И чо...? Думаешь, энто меня возьмет?
-А вы бы садились, вот и посмотрим.
-Юль, ежели не жалко тебе энтого изобретения, то по шибче все замажь.
-Много тоже плохо, как не живая станете.
-Ладно, уговорила, полностью доверяю тебе свою физиономию, главное, чобы жених, видя мою красоту, на край света от радости не сбежал.
Парикмахерша лихо работала с головой Анчутки. Собрав волосы в красивый пучок из-под которого, как из распустившего цветка выбивались небольшие локоны, прикрывая морщинистый лоб, а сзади соблазнительно скатываясь по шее.
-Ну как вам прическа? Может, желаете чего-нибудь поправить?
-Нет не тронь! Дай хоть чуток от красоты такой я в себя немного приду... В девках и то краше не была... А тут годики уже на моем лице расписались, а ты вон чо с ними сотворила, как будто наколдовала, энто тебе не хухры-мухры.
-Значит покрываем лаком?
-Энто каким таким лаком? Энто тем, чо пол красят, для блеску?- испуганно отпрянула от мастера Анчутка.- Девонька, мне потом их только наголо стричь придется.
-Ой, вы точно осколок древности! Говорю вам..., все это безопасно и легко смывается водой.
-Дааа...! А ну покаж! И, ежели не трудно, то себя чуток помаж, чобы мне посмотреть результат.
Юля, улыбаясь вытащила из своей сумки лак для волос и слегка побрызгала свою голову.
-Ага, запах вроде хорош, а так и не блестит вовсе.
-Он вам сохранит прическу на весь день, а на солнце и переливаться в волосах будет.
-Ладно, согласная, заливай копну, потом разберемся. Ты ведь не в первой им красишь?
-Не впервой, не впервой,- слегка передразнивая Анчутку, подтвердила парикмахерша.
Быстро залачив волосы, Юля приступила к макияжу, где потребовалось не мало мастерства, чтобы подчеркнуть все достоинства оставшейся красоты невесты.
-Дочка, а шевелиться-то мне можно? Случаем не стряхну энту технологию?
-Даже плясать не противопоказано.
-Во как! А всетки рожа не моей стала... Ишь как сияет... Словно звезда у Федота на груди.
-Анна Григорьевна, вы как скажете, так хоть стой, хоть падай от смеха.
-Ты погоди падать-то... Вот щас венок на голову сплетут, тогда можно до последнего моего часу сидеть, чобы в гроб такой положили и людям от моей кончины весело было.
Юля не выдержала, слушая Анчутку и надрывно рассмеялась.
-А я чо говорю, весело же?
-Ага,- не успокаивалась та.
В дверь постучали.
-Девчонки, венок Иван с Николаем передали, послышался голос Марфы.
-Так заноси!- торжественно не вставая со стула, крикнула Анчутка.
Дверь медленно открылась и вошедшая в дом Марфа от удивления открыла рот, изо всех сил стараясь скрыть свой восторг.
-Юля, ты кудесница! Энто надо же, такое сотворить! Как ты думаешь, жених-то наш узнает свою невесту?
-А мы дощечку на груди мне повесим с надписью "Анчутка", думаю после энтого он от меня не отречется. Дочк, а ты бы заканчивала свое веселье и веночек приколола бабушке.
-Ладно, ладно... Давайте сюда, вашу живую диадему.
После заключительного возложения венка на голову невесты, позвали Федота, который еще в подвале вызвался быть на свадьбе посаженым отцом.
По этому случаю, он одел новый костюм, на котором гордо красовались все ордена заранее приколотые для торжественных случаев и приятно гремевшие на исхудавшей груди, давая всем понять: "Была она Победа-то, была... И никто эту гордость, в тяжелейших условиях, выживших наших стариков-отцов, не отнять!"