Пощади! За какие грехи
хочешь и жизни меня лишить?
Клянусь Аллахом, нет больше сил
тяжкую тайну эту хранить.
Могу ли спрятать я страсть свою —
ведь меня выдают мгновенно
Трепет мой, когда вижу тебя,
слезы, текущие нощно и денно.
* * *
Перевод Л. Кельмана
Когда ее разбудил я,
свет наступавшего дня
Уже разливался в небе,
последние звезды гоня.
Хоть был он еще, как факел,
что светит издалека, —
Терпела ночь пораженье,
бежали ее войска.
* * *
Перевод Л. Кельмана
Она исполнила угрозу,
свершила свой неправый суд.
Куда, в какую даль верблюды
мою газель теперь несут?
Здесь, где была стоянка наша,
мое лишь тело, а душа
Туда, за ней откочевала —
за милой вслед летит спеша.
Аль-Ама ат-Тутыли (слепец из Туделы XI–XII в.) родился в небольшом городе Тудела, который был захвачен христианами, бежал в Севилью, где провел почти всю жизнь, несколько раз посетил Кордову. Очевидно, он был слеп от рождения или ослеп в раннем детстве. Отличался необыкновенной памятью, был автором прославленных мувашшахов.
Стихи ат-Тутыли отличаются живостью, он стремится передать живую разговорную интонацию, иногда включая в стихи целые строки на «романсе» — староиспанском языке. Знаменитый гранадский литератор XIV в. Ибн аль-Хатиб считал ат-Тутыли одним из самых талантливых поэтов Андалусии.
Ат-Тутыли часто жалуется на притеснения, которые жители Севильи терпели от берберских правителей, чужаков, «что даже не разумеют по-арабски», как он пишет в одном из своих стихотворений.
Мувашшахи аль-Ама считаются непревзойденными шедеврами этого жанра.
* * *
Перевод Е. Витковского*
Поэт, побуждая жителей Химса[38] выступить против жестокого притеснителя, сказал:
Плачу, стенаю: в сколь страшной мы ныне беде!
Нет утешенья подобному горю нигде.
О, не одежду, а сердце порвать бы в груди!
Кто ж за рубаху боится — удачи не жди.
Ширится зло, умножает злотворную тьму.
Нет утешителя, — слезы теперь ни к чему.
Горстка льстецов собралась у престола лжеца —
Мнится, что нашему горю не будет конца.
Где утешение от притеснений найти?
Будь милосерд, Всемогущий, глупцов укроти!
Мы — как в потемках, о, где же благая тропа!
Ведь куропатка — и та не настолько слепа!
Смеют ли травы сверкать, из земли восходя?
Смеют ли падать не камни, а капли дождя?
Тучи рыдают, но дождь не для пашен сейчас:
Это всего только горькие слезы о нас!
Сколько смешного случается в нашем краю:
Слышится смех, но рыдание в нем узнаю!
Нынче беда беспримерна, но в завтрашнем дне,
Знаю, умножена будет вдвойне и втройне!
Зло полновластно, и мы примиряемся с ним,
В сердце при этом — пылающий уголь храним.
Для правоверного стал властелином — злодей,
Истина скрылась во мраке от взоров людей.
Наш угнетатель — попомните эти слова! —
Пес шелудивый, себя выдающий за льва.
Все перепуганы, — видом он грозен, суров,
Но не залаял бы, встретивши подлинных львов!
Пусть унижался бы сам, а не нас унижал!
Не содрогаться бы нам — пусть бы сам он дрожал!
Он ведь и ведать не хочет — где раб, где Аллах, —
Знает любой о его непотребных делах!
Веру свою он скрутил, как богач бедняка;
Веру свою отшвырнул, как обломок клинка,
Кто на него поглядел — тот глаза засорил,
Имя его произнес — значит, зло сотворил.
Если обиду принять от него захотим —
Тут он щедрей, чем в делах угощенья Хатим;[39]
Ну, а когда он губить правоверных велит —
Больше погубит, чем недругов — славный Халид;[40]
Сколько бы низкий злодей ни владычил страной,
Истина восторжествует любою ценой!
вернуться
Химс — город в Сирии. Андалусцы называли Химсом Севилью, так как арабские эмиры после завоевания испанских земель селили в этом городе сирийцев — жителей Химса.
вернуться
Хатим — легендарный арабский герой, прославленный своей щедростью.
вернуться
Халид (VII–VIII вв.) — известный арабский полководец.