На лозах склоняются кисти,
и мускус в дыханье их, —
И ветер приносит сердцу
дыханье цветов нагих.
Бутыль распечатана — терпкий
запах нам вихрь принес,
И словно привет от любимой —
в хмельном аромате лоз.
В нем — благоуханье любимой,
и он едва уловим,
Дыханье влюбленного нынче
мы в нежном, в нем — ощутим.
* * *
Перевод А. Голембы
Прошло свиданье, и желаньем новым
и, значит, новым горем я объят, —
Желаньем и надеждой думы тешу,
когда весь мир укроет ночи плат.
Ко мне примчались из далекой дали
твои слова: «Свиданья близок миг!»
О, повтори их, ведь я в них вкушаю
хмельную сладость милых губ твоих.
О страсть, моим ты сердцем овладела,
бери его, надежде грудь тесна!
Бессонница разлуки! Заклинаю —
оставь мне, право, хоть крупицу сна, —
Чтоб я, узнав всеотреченья доблесть,
душою опечаленной вдвойне,
Сумел достойно встретить милый образ,
коль в сновиденьях он придет ко мне.
Она, меня окинув нежным взглядом
из-под ресниц, чей томный мрак — стыдлив,
Плащом страстей укутала мне плечи,
как будто пьяным зельем опоив.
Аллах, позволь не расставаться с хмелем
от ею поднесенного питья, —
Аллах, пусть на плечах моих истлеет
тот плащ, что получил от милой я!
Впивая аромат ее дыханья,
кляну разлуку, и тоску, и зной, —
Скажи: «Так пахнет луг под жарким солнцем,
и значит, не она тому виной».
Притворно крикнул, что ее покину,
быть может, опечалится она;
И, может быть, нежданною разлукой
ее жестокость будет смягчена.
Сказал я: «Не уйти ль, чтоб ты смягчилась?»
Но мне в ответ лишь молвила: «Посмей!»
«А что, когда б разлука затянулась?»
«Лишь холодность придет на смену ей!»
«Умру, чтоб взор твой омрачился снова,
иль нет, смогу утешиться с другой!»
Ну, а она молчит, в ответ ни слова,
как будто говорю с глухонемой!
* * *
Перевод А. Голембы
Обещанием своим она
мне указывает путь в эдем,
Очи звезд — на миг ее узрев —
кажутся ослепшими совсем.
Даже в складках платья у нее
ароматы райские живут,
А деревья, стан ее узнав,
головы склоняют, спину гнут.
Я люблю волшебную луну,
месяц, что взошел в счастливый час;
Но бессилен я преодолеть
безмятежность этих женских глаз!
О, когда бы счастья хоть клочок,
счастья, упоения души!
Молвит, трижды клятву взяв с меня:
«Дерзкий, исцеляться не спеши!»
Послан своеволием любви
мне лукавый взгляд ее очей, —
Станом, тонким, как печальный мирт,
искушен поэт и книгочей;
Жизнь мою во мраке озарил
негасимый свет ее ланит, —
Лик ее, как розы лепесток,
издавна мне гибелью грозит!
Пояс туго стянутый ее
мне дышать свободно не дает, —
Темный — к темной родинке ее
мускус так и ластится и льнет;
И в благоуханную — в нее
дивное алоэ влюблено;
Долгим вздохом вечный спор вести
мне с разлукой вечной суждено…
Бедуинский род откочевал,
и осталась девочка у нас
Тосковать, — и слишком часто ей
вспоминается степной Хиджаз, —
Ей туда бы, в отчий караван,
ведь она бы жгучею тоской
Заменила благостный костер,
а слезами — чистый водопой!
А когда б светильник вдалеке
родичи ушедшие зажгли,
Этот светоч показался б ей
вестью из отеческой земли.