Вот только двери, за которой может скрываться лестница для персонала, в коридоре нет. Стены гладкие, в торцах коридора и напротив лестницы – окна, за которыми всё те же пальмы. Вспоминаю, как Мэйн открыла ту камеру, где потом заперла меня, и внимательно присматриваюсь к выпуклостям на ровной поверхности.
– А это что за кнопка? – я нажимаю еле приметный кружок.
Часть стены у нас на глазах исчезает. Не отходит в сторону, не сдвигается – растворяется, словно её никогда не было. Зажимаю рот ладонью, чтобы не вскрикнуть.
– Ничего себе! – выпаливает Вирт. – Что-то я не припоминаю, чтобы о подобном рассказывали участники прошлых посещений.
– Они плавали и отдыхали, – предполагаю я.
– Весь месяц? – скептически спрашивает Вирт.
Пожимаю плечами: может, и весь месяц. А в город выбирались исключительно под присмотром кураторов и точно не служебными входами. За стеной узкая лестница, по которой мы спускаемся в подсобные помещения. Кладовки или бытовки, большинство дверей заперто, причём замков не видно. На наше счастье, обслуживающего персонала нет на месте или мы с ним не сталкиваемся. Немного поплутав, мы вываливаемся наружу – как раз в тот тропический сад, что виден изо всех окон. Пальмы поистине гигантские, стволы не обхватят и три человека.
– Лика, мне кажется или тут намного жарче, чем было на улице, когда мы приехали? – Вирт вытирает платком вспотевший лоб.
– Не кажется, – подтверждаю я. – Тут парилка настоящая, мочалки не хватает и банных шлёпанцев. Нужно побыстрее выбираться, иначе промокнем насквозь, а потом замёрзнем.
Сад мы практически пробегаем. Жара неожиданно обрывается, словно мы пересекаем невидимый разграничитель. Хоп – и температура уже нормальная. Не выдерживаю, останавливаюсь, вытягиваю руку. Вот прохладный воздух и сразу резко – горячий. Вирт следует моему примеру, проверяет несколько раз.
– Так не бывает! – злится он. – Даже если горячий воздух специально подводится по трубам, он должен перемешиваться и охлаждаться. Здесь же чёткая граница ровно по краю газона.
Не бывает, но есть. Сад окружает гостиницу живой декорацией – чтобы любопытные туристы из Ариза не пялились на улицу. Город с этой стороны совсем пустой, здания красивые, опрятные и явно нежилые. На бульваре между домами ни одного человека. Аккуратно подстриженные липы, вазоны с петуньями, однотипные чугунные скамейки, старинные фонари с завитушками. Будто искусно выполненный макет в натуральную величину – почти как настоящий.
Толкаю Вирта в бок и показываю на гостиницу.
– Знаешь, что мне это напоминает? Комфортабельную клетку для животных в зоопарке с видом на среду естественного обитания.
– Или тюрьму, – не стесняется в выражениях Вирт.
– Это заповедник для любопытных туристов, – слышу я на аризском с еле заметным акцентом. – Созданный специально ради вас.
Парень, что перенёс меня на паром! Голос точно его. Оборачиваюсь – он в риене от меня, протягивает мою куртку. На сей раз одетый, в облегающих тёмных брюках и рубашке навыпуск. Машинально забираю куртку и разглядываю своего освободителя. Тощий, поджарый, длинноногий. Сразу приходит сравнение со зверем – некрупным, но хищным и опасным. Сходство усиливают сверкающие из-под длинной чёлки глаза – золотые, яркие, в обводе иссиня-чёрных ресниц. Густые блестящие волосы не медные, как у Сэрта, не рыжие, как у Мэйн, а огненные, словно языки пламени.
– Простите, вы кто? – сурово сдвигает брови Вирт.
– И вам доброго дня! – насмешливо откликается парень. На фоне высоченного Вирта он кажется тщедушным – макушка еле достигает плеча. – Со мной всё сложно. Я проводник Анды, что-то вроде гласа божьего, ну и так, по мелочи. Можете звать меня по имени – Дэйн.
– Дэйн из Дома..? – Вирт ждёт продолжения.
– Неважно, – ещё одна кривая усмешка. – В данный момент я действую от своего имени. Великие Дома скрывают от Ариза правду о Переломе.
– О Переломе? – заинтересованно повторяю слово, которое он совершенно точно произносит с большой буквы.
– Стихийное бедствие, катаклизм, катастрофа, – с готовностью поясняет Дэйн. – Жили, жили, после чего – бум! – и мира не стало.
– Позвольте! – Вирт обводит рукой пальмовый сад, деревья, опрятные дома, чистые улицы, ухоженные цветы в вазонах. – А это что?
– Тщательно охраняемый кусочек прежнего Деона. Своеобразная память о том, каким был наш мир до Перелома. Над Гродом силовой барьер – он защищает столицу.
– От излучения, которое изменяет нашу внешность? – предполагаю я.