В 1981 году меня призвали в войска, и полгода я пребывал в самом древнем русском монастыре. Это снова не шутка. В городе Муроме, в комплексе Спасо-Преображенского монастыря располагалась воинская часть, учебка связи. Там, в обстановке святой древности, меня выучили на радиотелеграфиста, в просторечии - на радиста. Но это другая "песня", а тогда, осенью 81-го, после жаркого лета направили меня служить во Львов. Там, в бункере, прорытом в живописной горе, располагался узел связи Прикарпатского военного округа. Но в этом подземелье послужить мне не довелось. Начальник прочитал в сопроводительных документах, что я москвич, и сказал: "Такие гавнюки-москали нам не нужны". И меня отослали в Житомир, в воинскую часть 77727. Первое, что я там услышал: "Три семерки двадцать семь зае...ли нас совсем". Ну, а второе: "Москвич? В жопу, в жопу..." И меня отослали в жопу, которая называлась ЖУЦ. Посреди степи, в скалах у прекрасной реки Гнилопять находился бункер, в котором мне и предстояло провести полтора года. Через тридцать лет я узнал совсем уж удивительное. Дело в том, что бункер состоял из трех уровней, самый нижний из которых - жуткая заброшенная система казематов. Но мы, солдаты, об этом не знали и даже почему-то не задумывались о происхождении пустующей части бункера. Так вот: нижний уровень построили фашисты в период Второй Мировой. И только после для нужд ЗКП советской армии соорудили подземный бетонный саркофаг, способный выдержать ядерный удар, а так же многочисленные ответвления подземного мира. Но удивительное состояло в ином: у фашистов оказывается была идея создать здесь, на берегах Гнилопяти некий сакральный центр по "производству" чистокровных арийцев, ибо само "место силы" указали ихние астрологи и экстрасенсы.
Точка наша называлась странно: "Пластилин". Постоянный контингент - 15 солдат и один офицер, майор Даниил Леонидович Ярошевский, добрейшей души западный украинец, которого мы уважительно называли: Шеф. Время от времени жизнь в степи оживала, ибо проводились учения. Наезжала хренова туча техники, помещения наполнялись людьми как бочки - селедкой. В обычные же дни мы, солдатики, маялись в тоске, наслаждались великолепной природой (река Гнилопять в этом месте течет в великолепном скалистом каньоне) и несли типа боевое дежурство (да просто поддерживали аппаратуру в рабочем состоянии). Моя задача заключалась в том, что я принимал радиограммы или устанавливал каналы эфирной связи для ЗАС. Обычная, конечно, рутина, но некоторая романтика в радоэфире все же есть, ведь полтора года я прислушивался к голосу Космоса.
Ситуация с открытым в городе с условным названием Духов бункером была такова. Ломали остатки фабрики, на которой, как мне сказали, когда-то производили пуговицы, и экскаватор ковшом пробил дыру в земле. Стали выяснять, не подвал ли это. Оказалось, ни на каких планах или экспликациях ничего такого не указано, в общем, совершенно непонятная геоподоснова. Старожилы донесли местное предание о том, что якобы в оккупацию там чего-то воротили немцы, но никаких достоверных сведений на сей счет не имелось.
Короче говоря, едва мы с коллегой забрались в дыру, я сразу понял: узел связи. Здесь уже успели побеспредельничать мародеры: мебель и предметы были в беспорядке раскиданы, а двери - взломаны. Воздух в помещении довольно затхл - и тут я понял: в годы моей военной службы я был просто безумно юн - и все трудности подземного жития воспринимал легко (а куда бы я делся...). Очень не хотелось задерживаться в бункере, к тому же, кажется за последние годы - видимо, из-за стресса - во мне развилась клаустрофобия. Все мы делали наскоро.
В одной из комнат пол покрывали листки бумаги, исписанные мелким, убористым почерком. Я взял один из листков и в свете фонарика (я, кстати, всегда беру в командировки фонарик - в глубинке с завидной постоянностью пропадает свет) попытался прочесть. Почерк сложный, смысл написанного я различал с трудом. Почти сразу я понял: это дневник одного из обитателей подземелья. Все листки, исписанные с обеих сторон, я собрал, их набралось чуть меньше двухсот.
Они не пронумерованы. В гостинице удалось кое-как уложить все в осмысленный порядок. Вечера длинные, а делать нечего. Ни начала записей, ни конца я не обнаружил. Так же отсутствовали куски в середине, получается, я все же собрал не все листки. Когда приступил к расшифровке и "олитературиванью", а этот процесс у меня пошел уже на следующий вечер, захотелось еще раз слазить в бункер и поискать, я даже набрался отваги в виде трех банок крепкого пива. Но вход в подземелье замуровали - конечно во избежание эксцессов и несчастных случаев: еще вчера подогнали бетономешалку и тупо вылили бетон в дыру. Прошел слух, что якобы в подземелье было найдено нечто, что заставило срочно консервировать объект.
Конечно, навел я справки о полицейском Маслове, якобы авторе записок. Оказалось, был такой, но несколько лет назад пропал без вести. Основная версия: офицера убрали бандюки, которым он мог помешать творить злодейства. Дело не закрыто, оно считается глухим висяком, так что никаких следственных действий по нему не осуществляется. Родители Маслова умерли, родственники не обнаружены, а посему отсутствуют даже заинтересованные в раскрутке дела лица.
Я не специалист в графологии, но на мой взгляд, записи делал не слишком уверенный в себе человек с комплексами. Буковки разноразмерные, строчки бегают. Впрочем, уже на третий вечер я к почерку попривык и набивал текст в планшет довольно быстро. А в стиль уже почти и не вмешивался. Вот, что у меня получилось...
-- Тени
...сначала долго смотрел на лампочку, испускающую голубоватый, холодный свет. Она, жалкая и одинокая, болталась на проводе, растущем из потолка, перевязанном так, что образовалась петля. Потолок серый, кажется, бетонный. Свет от лампы образовывал на потолке причудливый рисунок - эдакая разорванная паутина. И петля отбрасывает такую зловещую тень...