— Уже намного лучше, святой отец. Спасибо.
Не знаю, в порядке ли вещей было исходящее от его рук еле уловимое сияние, но я постарался не подать виду, что вообще его вижу. Перед тем как ладони священника погасли, успел заметить ажурную вязь светящихся ниточек, которые бесследно растворились, когда он отнял руки. Данное магическое проявление абсолютно не походило на знак, которым он Сворт запечатывал мне способность разговаривать.
— Это — хорошо, — кивнул он, не сводя с меня взгляда. — Я бы хотел с тобой побеседовать. Ты же не против, Андер?
— Да, конечно, святой отец, — произнёс я с лёгким беспокойством, которое и не думал скрывать.
Детям всегда свойственно волноваться, когда с ними хотят поговорить взрослые. Неважно, по какому поводу. Пока ребёнок не узнает тему разговора, он всегда будет слегка скован. Напоказ потеребив край одеяла, я поднял на него глаза.
— Меня можно звать отец Бертольд, дитя. Надеюсь, мы с тобой станем друзьями.
Мне оставалось только кивнуть, всем видом выражая готовность ответить на все вопросы, которые последуют.
— Расскажи, как случилось, что барон он Сворт напал на тебя?
Его голос слегка обволакивал.
— Напал? — изумился я, мысленным усилием прогоняя сонливость. — Нет, вы что, святой отец? Он не нападал. Отец пытался вылечить меня. Я хорошо это помню.
— Разве? — нахмурился священник. — И каким же способом он это делал?
— Я не знаю, отец Бертольд. Когда я пришёл в себя, он уже…, — я замолчал, бездумно уставившись перед собой.
Врать представителю церкви я не боялся, так как это и не было полностью враньём. Он Сворт действительно пытался вылечить это тело, вот только о его методах этому дяденьке с вселенской скорбью в глазах, знать не стоит. В этом я, почему-то был уверен. И когда мозг принял это решение, всё внутри успокоилось, только укрепляя мои подозрения.
Попытка вылечить Андера была? Была. Она увенчалась успехом? Да. И неважно, что это сделано против моей воли. Правда ли, что я не знаю, каким образом он вернул мне память? Верно. Я же не знаю принципа действия того странного жезла, поэтому и здесь мои ответы прошлись по самой грани. А вот о самом жезле я расскажу только под пытками, которым, надеюсь, никто не будет подвергать ребёнка.
Не знаю, пользовался ли он какими-либо приспособлениями вроде того же солтера, но я учёл печальный опыт с он Свортом, которого не обманула моя скормленная ему сказка.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне хочется поделиться со священником всеми переживаниями, будто это старинный приятель, которому можно всё рассказать. И если он тотчас не решит все твои проблемы щелчком пальцев, то обязательно даст хороший совет, который тебе поможет.
«Вот же тварь!», — я сильнее сжал губы, нечаянно прокусив до крови щёку, понимая, что снова в дело пошли магические штучки. Как ни странно, боль вернула ясность мысли.
Священник пытался на меня воздействовать магически. В этом я был уверен, поскольку в какой-то момент я услышал слабый запах, и с удивлением узнал в нём обыкновенный ладан, который на дух не переносил.
Именно тогда я и понял, что способен слышать запах применяемой магии, который мозг интерпретировал в знакомые мне. С этим стоило обязательно разобраться. И сделать я это планировал, только добравшись до родовой библиотеки. Уверен, что в её закромах отыщется немало интересных книг.
Священнослужителю пришлось рассказать, что я, якобы, помню, и выдав ему значительно скорректированную версию, сейчас украдкой наблюдал за отцом Бертольдом, который уже, не обращая на меня внимания, о чём-то напряжённо размышлял.
Вид он имел достаточно раздосадованный и даже не посчитал нужным скрыть это. Наверняка, не таких ответов он ждал, раз за разом задавая вопросы с подвохом, стараясь подвести меня к правильному, нужному ему ответу, за который он уцепится, как паук, и вытянет всё, что ему требуется.
Когда я чувствовал, что снова готов поддаться странному влиянию, помогающему развязывать язык, я украдкой щипал себя за ногу, благо одеяло скрывало от Бертольда мои нехитрые манипуляции.
«Скажи, Андер, а ты помнишь слова, которые произносил барон, когда лечил тебя? На что они были похожи?».
«Дитя, ты знаешь, что такое артефакты? У твоего отца, наверняка были артефакты. Нет? Странно, мне казалось, что у всех знатных семей они имеются… Постарайся, пожалуйста, вспомнить. Ты же хочешь мне помочь, Андер?».
«Ты видел когда-нибудь людей, у которых в глазу несколько зрачков?».
«А были ли у отца друзья? Ты помнишь кого-то?».
Стараясь не выходить из образа, я с показной готовностью отвечал Бертольду, тщательно следя за языком, хоть с каждой минутой это становилось делать все труднее, поскольку глаза всё больше начинали слипаться.
— Скажи, а барон обижал тебя? Было такое? — он попытался зайти с другой стороны.
— Отец нас очень любил, — вздохнул я и потупился. — Скажите, отец Бертольд, а Святой Аарон может…?
— Что может, дитя? — подался вперёд священник. — Богу доступно многое. И лишь он ведает, чем одарить доверившихся ему.
— Он может вернуть папу? Нам его очень не хватает, — подпустив в голос плаксивых ноток, с удивлением понял, что мне действительно хочется расплакаться. — Мы все попросим у святого Аарона. И я, и Ника и даже непослушная Аурита.
— А почему непослушная? — растерялся священник.
— Она постоянно кукол у Ники отбирает, — «наябедничал» я. — А ещё тайком сладости таскает, когда Рима не видит. Рима — это наша повариха. Она добрая очень.
Увидев слёзы, катившиеся из моих глаз, отец Бертольд еле уловимо поморщился и поднялся с кровати.
— Всё в руках Его, дитя. Нужно только истово верить! — приложив к своему лбу переплетённые средний с безымянным пальцы, он обозначил лёгкий поклон. — Мы ещё с тобой увидимся.
Когда он вышел, я вздохнул с облегчением, из последних сил борясь со сном. Насколько я понял, моя импровизация удалась. «Мы ещё увидимся…». А не пошёл бы ты на хер, дядя с печальными глазами и душой побитого жизнью матёрого волчары?
— Я хочу увидеть тело барона, — фраза, произнесённая властным голосом уже за дверью, было последнее, что я услышал, перед тем, как священнослужитель удалился.
Нашарив под подушкой спрятанный ранее перстень, я снова натянул его на палец, почувствовав, что странная дремота, явно наведённая Бертольдом, тут же отступила.
— А вот это уже интересно, — нахмурился я. — Неужели в этом доме вообще никому нельзя верить?
Теперь желание срочно поговорить с Константином только усилилось.
Глава 8
Есть примета, что когда человек умирает, то в день его погребения будет такая погода, каким при жизни был этот человек. Так говорят.
Мне не нужно было убирать зонт, чтобы взглянуть на небо. Я и так знал, каким был Норт он Сворт, чтобы для этого ещё мокнуть под дождём.
Раскат грома и сверкнувшая следом молния заставили непроизвольно вздрогнуть и зябко поёжиться, истово желая, чтобы весь этот положенный церемониал по прощанию с бывшим бароном поскорее закончился.
Признаю, если бы в моём поместье на было прислуги, я вероятно бы не справился со всей организацией на должном уровне. И в моём родном мире обычные похороны были мероприятием не лёгким, а здесь — отступление от положенного церемониала было более предосудительно.
Взвившееся магическое пламя моментально охватило тело, которое было уложено на идеальный каменный прямоугольный параллелепипед. Не без удивления я узнал, что в «последний путь» одарённый должен отправляться нагим. Более того, на нём не должно быть никаких украшений, одежды или артефактов.
Как мне перед этим пояснил Георг, корни данного ритуала шли с глубокой древности, когда предки считали, что одарённый должен в конце жизненного пути уходить в стихию таким, каким и появился на этот свет. Именно поэтому одарённые здесь не делали татуировок, ибо краска — это уже инородная субстанция. Не принято было это, хотя и нередко встречалось, но с определёнными ограничениями.